Редко он думал об этом раньше, а сейчас иногда накатывало и заставляло трезво смотреть на действительность, от которой он всякий раз стремился спрятаться в вине. Иногда это получалось, иногда — нет. Выть на луну и хотел бы, но не мог. Хриплый стон иногда слетал с его губ, разрывал болью грудь, но не приносил облегчения, лишь погружал в еще большую тоску.
Фаре жил тем, что рыбачил, продавал улов, да еще собирал старые вещи и, имея от природы дар — собственными руками мастерить безделицы, продавал на рынке свои поделки из кожи, дерева, ткани, которым давал новую жизнь. На пропитание хватало, он не жаловался на судьбу, сам выбрал свой путь. Но иногда так хотелось тепла и понимания… так хотелось!
Сидя в своей лачуге, которую отстроил сам на берегу Сены, он все время вспоминал нечаянную встречу.
Сегодня он столкнулся с удивительной девушкой, почти девочкой, глаза которой были заполнены такой тоской, что ему стало на миг не по себе. Люк, хотел остановить её, но не посмел… Теперь жалел об этом и не мог выбросить её облик из памяти. Тот взгляд, словно у беспомощного котенка, затронул глубоко спрятанные от всех струны его души.
Разменяв шестой десяток, Люк впервые пожалел, о том, что не обзавелся женой и детьми. Что-то было в этой девушке такого, он чего его сердце сжалось в сочувствии. Захотелось оградить незнакомку от всех бед жестокого мира, спрятать, укрывая от напастей в своих руках.
Он не понимал себя. С ним такое случилось впервые и чувства ранее неведомые, теперь пытались вырваться наружу, а Люк старался их залить вином. Вдоволь упившись дешевой кислятиной, Фаре не почувствовал облегчения. Пошатываясь, распахнул пинком дверь и почти вывалился из лачуги на пустынный берег. Потряс белой ватой волос, глубоко вдохнул ночной воздух, закашлялся, согнувшись вдвое. Раскачиваясь, словно камыш на ветру, сделал над собой усилие — выпрямился. В затуманенной голове — берег плыл размытыми пятнами. Люк шел, петляя, загребая ногами песок, прохлада забиралась под его рваную грязную рубаху, надувая её как парус.
Раскинув руки в стороны, он упал навзничь, уставившись пустым безучастным взглядом в небо. Жизнь почти не имела смысла. Люк Фаре просто существовал — без эмоций, желаний — изо дня в день, проигрывая один и тот же сценарий на протяжении уже довольно длительного времени. Вино — не веселило, лишь оставляло горький осадок на весь следующий день, женщины не вешались на него, как прежде, а смысл существования больше не тревожил душу…
