====== Глава 9. Цветы на стене ======
Медленно возвращаясь к реальности, я то выныривала из океана забвения, то погружалась в пучины боли. Придя в себя, я приоткрыла глаза, обнаружив, что нахожусь в своей комнате. Неподалёку стоял месье Жаме и Хельга, о чём-то переговариваясь, а мой супруг, побледневший, точно античная статуя, стоял возле окна.
– Мадам графиня, потеряла ребёнка, и с этим надо смириться, – осторожно, в полголоса проговорил он, обращаясь к графу, – Но в целом… переломов нет, спина не повреждена, голова тоже в порядке. Она сильно стесала руки, колени, разбила губу, но, в общем, её жизни ничто не угрожает.
– Сколько месяцев было плоду? – внезапно спросил Оливье.
– Второй месяц шёл, – тихо ответил лекарь.
– Значит, зачатие произошло в первую брачную ночь, как и положено, – проговорил себе под нос граф.
– Но, месье тут есть ещё один аспект. Довольно печальный, касаемый здоровья вашей жены, – продолжил Жаме.
– Что именно?
– У мадам графини, скорее всего, более не будет детей, – печально вынес вердикт лекарь.
Я закрыла лицо руками, закусив губу до крови.
– Да тише вы! Она уже в сознании, и всё слышит! – сердито прервала его Хельга.
Оливье быстро подошёл ко мне, сел на кровать, и, нагнувшись, прошептал:
– Анна, я обещаю, у нас все получится… Мы будем стараться завести детей, самые лучшие лекари займутся вами, я....
Звон пощёчины, которую я дала ему, громко раздался в комнате, и заставил вздрогнуть всех. Злость, ярость и ненависть охватили меня. Я стащила с пальца обручальное кольцо, и швырнула его на пол.
– Пошёл вон! И более не прикасайся ко мне! – сквозь слёзы прокричала я, и упала на подушку лицом.
Граф молча подобрал кольцо, и спрятал его в рукав.
– Девочка моя, послушай...- вновь попытался он заговорить со мной.
Но я лишь ещё сильнее заревела.
- Месье, вам лучше уйти! Она сейчас не воспринимает ваши речи, – сочувственно покачала головой Хельга.
Но я не восприняла их и потом. В какой-то момент я поняла, что моя жизнь подошла к концу; бесплодная, не блещущая красотой – я никому не была нужна. Конечно, Оливье не выгонит меня из замка, и не отошлёт насильно в монастырь. Он будет со мной из жалости. Возможно, потом отселит в мой замок, сместив внимание на иную прекрасную и здоровую девицу.
Я поджала колени к груди и протяжно застонала. Я металась от горя, безысходности и обиды. Месье Жаме заставлял меня пить какие-то настойки, на время прервавшие мои вопли и метания. Но от них становилось лишь хуже – они погружали в глубокие сны, где одни лишь злые видения. В них меня запирали в башню, в рубище и цепях. Я видела сквозь оконную решётку, как граф, счастливо улыбаясь, уезжает с де Шеврез. После этих снов я лежала долго, но довольно безвольно всхлипывая. Но затем прекратилось и это – слёзы иссякли, а силы истощились. Пришла полная и беспросветная апатия.
Часами я просто лежала на кровати, точно полено, и смотрела в одну точку. Ко мне подходили взбодрить Мод, Гертруда, даже приводили Рауля, который пытался со мной заговорить. Но поймав мой немигающий взгляд и полную отрешённость, он захлопал глазами, испугался, и с рёвом убежал. В один из таких дней я услышала донёсшийся до меня крик дяди. Его слышал весь замок; о проступке графа, о приличиях, о бесчестии… Придя ко мне, он долго тряс меня за плечо, обещая всеми силами организовать развод, да нормальную жизнь с ним в имении де Бельфор. Но я не реагировала, меня это совершенно не интересовало. Жаме и Хельга насильно кормили и поили меня. Однако хотя бы испражнялась я всё ещё сама, вяло передвигаясь по комнате, держась за стенку.
Я более не контролировала свои мысли. То смотрела в одну точку, то смеялась от отчаянья, понимая, что как бы я не хочу, мои дни пройдут в запертой комнате под жалостливые взгляды. Пару раз приходил граф. Он пытался меня обнимать, целовать, успокаивать, но я каждый раз реагировала на него довольно бурно – то бросая нож для фруктов, то поднос.
Спустя какое-то время, я начала понимать, что всё, ранее занимавшее мой, разум вытеснила леденящая ненависть к себе. Я ощущала собственную бесполезность, и до ужаса была себе отвратна. Теперь я ногой сбивала поднос с едой каждый раз, когда его ставили на кровать. Я наслаждалась резким звуком падения посуды на плиты, и тарахтением серебра.
– Ничего не поделаешь, сударь. Она сошла с ума, – услышала я голос месье Жаме сквозь туман потерянности и злости.
– Нет, пока нет. Но идёт к этому. Она закрылась ото всех, и наполняет разбитое и опустевшее сердце злобой, – возразила Хельга.
Теперь я просто отворачивалась от Оливье, молча сверля стенку взглядом. Потом появился аббат. Он пару раз заходил ко мне, просил одуматься, прекратить истерики, говорил о всепрощении, о надежде и иной, как мне показалось, чуши. С бесстрастным взглядом я слушала его довольно эмоциональную речь о супружеском долге, брачных узах, а потом грубо ответила:
– Катись к чёрту! – и повернулась к нему спиной, отправившись в страну безумия.
Аббат что-то рассержено прошипел мне. Он попытался повернуть меня к себе, но после того как я довольно буйно и достаточно больно оттолкнула его ногой, зловеще рассмеявшись, он оставил меня.
Теперь со мной были только Мод, Жаме и Хельга. Рауля более ко мне не пускали, как и остальных жителей замка. Граф тоже прекратил всяческие посещения. Его отсутствие воспринималось мной не иначе, как игнорирование. Я могла лежать часами в темноте, с открытыми глазами, не реагируя на посторонних, потеряв счёт времени. Вскоре я пришла к выводу, что такая жизнь меня тяготит. Она словно камень, привязанный к моим ногам. Я всё чаще вспоминала то блаженное чувство, когда упала в круг камней, сражённая стрелой Цезарии. Но уходить из этого мира я решила красивой, чистой, вкусно отужинав.
Мод была удивлена, когда я попросила приготовить мне ванную с розовым маслом. Но моё желание тут же выполнили. Удалось даже пару раз улыбнуться ей. При этом женщина с удивлением смотрела на меня. Принесли мою чистую рубашку, я высушила волосы возле камина, и сбрызнула их лавандой – на небесах от меня не должно дурно пахнуть. Я заказала те блюда, что более всего любила – пирог с яблоками, апельсины, горячий шоколад и жареную куропатку. Всё это Гримо торопливо доставил на подносе, и внимательно наблюдал за мной. Сперва я думала надеть красивое платье. Уйти в нём из бренного мира было бы довольно недурно. Но в последний момент я отказалась от этой идеи – надевать подарки графа не хотелось, поэтому я решила, что чистой рубашки будет вполне достаточно.
Я раздумывала над тем, как лучше покинуть этот свет. После того, как я метнула в супруга нож, все острые предметы были отобраны у меня. Еду мне приносили уже нарезанной, кроме деревянной ложки ничего рядом с тарелкой не было. Можно было поджечь одежду, но гореть заживо, наверняка мучительно больно и долго. К тому же, оставался риск быть потушенной слугами. Вешаться в покоях было не на чем. Хотя сдавливание шеи тоже вызывало омерзение. Достать яд я не могла. Оставался один лишь выход – окно.
Решётки на окнах спальни не было. Иногда их приоткрывала Мод, дабы впустить свежий воздух в душную, натопленную комнату. Если подставить табурет, то я вполне могла залезть на подоконник. Что ж, видимо, полёт на каменные плиты двора был единственно доступным мне…
В этот вечер я попросила Мод сходить на кухню за бриошами и паштетом. Перед этим, став на колени, я с полчаса помолилась, объяснив служанке, что чувствую в этом потребность. Как только служанка вышла, одним стулом я подпёрла дверь, а табурет подвинула к подоконнику. Открыв окно, я резко отстранилась, так как сильный морозный ветер ударил мне в лицо. Но быстро свыкнувшись, я вновь поднялась.
Двор внизу местами блестел от изморози. Я счастливо улыбнулась, и посмотрела на небо. Среди тёмно-синего, почти черного бархата сияла серебристая полная луна. Я осторожно взобралась на подоконник. В это время кто-то попытался открыть дверь. Наконец, её выбили, но я уже не обращала на это внимания. Ветер трепал мои волосы, и, закрыв глаза, со счастливой улыбкой на устах, я сделала шаг в вечность.
Сильные руки схватили меня в самый последний момент, и стянули с подоконника. Я удивлённо посмотрела перед собой. Это был аббат д`Эрбле. Его глаза гневно сверкали, а лицо было буквально искажено от злости. Затем последовала пощечина, которую он залепил мне с такой силы, что из глаз невольно хлынули слёзы.
– Мне больно! – воскликнула я, ухватившись за щеку.
– Что вы удумали?! Совсем спятили от своего безграничного эгоизма?! – закричал аббат.
Ничего не ответив, я кинулась к дверям. Но в самом проходе, преграждая мне путь, уже стоял Оливье. Он был похож на приведение: исхудавший, бледный, с тёмными тяжёлыми мешками под глазами, губы его были поджаты, и выглядел он не просто уставшим, а даже постаревшим. На миг я ощутила укол совести. Но чувство это было мимолётным.
Однако он не растерялся, а молча закрыл дверь, и вплотную подошёл ко мне.
– Я понимаю, что виноват перед вами. И то, что произошло на лестнице, я буду помнить всегда. Но как вы могли не подумать о Рауле, о своём дяде? А как же Мод, родные, которые, зазря, выходит, пожертвовали жизнями ради вашей безопасности? – раздражённо произнёс он.
Я молча села на кровать, закрыла лицо руками, и заплакала.
– Я не смогу так просто жить с этим… Для меня это тяжело…Всю жизнь понимать, что ты нечто наподобие бесполезной вещи, – прошептала я.
– Как будто до этого от вас было много пользы, – с пренебрежительным сарказмом произнёс аббат.
– Оливье женился на мне из-за потомства! И если я интересна ему, то не более, чем как красивая безделушка, которую можно показать гостям за столом! – выпалила я с горечью.
– Что за чушь?! Я женился, потому что любил, и продолжаю любить вас! – резко возразил граф, садясь рядом.
– О да! Я прямо-таки вижу, как вы помнили об этом светлом чувстве, когда дарили очередной пик любви герцогине! – воскликнула я, отворачиваясь от него.
– Ах, инфанта, так вам просто обидно, что в ту ночь, ваш муж раздвинул не ваши ноги? Ради этого вы наплевали на рассудок, и понеслись тёмными коридорами к лестнице? – злобно шипел аббат, – Милый друг, да она у вас просто дура! На ком вы женились? – усмехнувшись, обратился он к графу.
– Да, как вы смеете?! Вы, вы....совратитель и клиент куртизанок!!! – крикнула я ему, пытаясь задеть.
– Мадам, зачем вы мне рассказываете то, что я и так знаю о себе? – ехидно улыбнулся он в ответ.
– Уходите! Оба! Прочь! – вскочила я с постели, указывая пальцем на двери.
– Иначе что? – спросил граф, – Шагнете в вечность, навстречу своему отцу, который спросит, ради кого он умирал?
– Зачем мне такая жизнь?
Аббат подошёл и грубо толкнул меня в плечо, заставив сесть обратно.
