— Какой другой?
— Ну тот, что между звезд.
— Ах, Тот! Ну ты и с Тем познакомишься.
— Как же я Его узнаю?
— Его легко узнать: как смотришь в чистую воду, но видишь не себя.
— Не понимаю!
— Эх, нитяная голова! — Акулинка ласково потрепала волчка.
Звезды шептались, хихикали, но, в общем, благосклонно смотрели на волчка, который раскинул на траве свои шерстяные лапы.
Волчок сидел на подоконнике, следя за беспечным полетом бабочки.
— Для чего? — спросил он вдруг.
Бабка Акулинка на секунду оторвалась от своего вязания.
— Что? — переспросила она.
— Для чего я? — печально спросил волчок Аким.
— Как для чего? — опять не поняла Акулинка.
— Ну, звезды, например, чтобы светить. Бабочка для красоты. Ты, бабка Акулька, чтоб вязать. А мы, неживые, мы для чего?
— Для доброты, — тихо сказала Акулинка.
— Для чего? — не расслышал волчок.
— Для доброты.
— А что такое доброта? — спросил волчок и бессильно заплакал.
Волчок смотрел за окно и видел темный лес, бескрайний, как звездное небо.
Вой, едва слышный, из леса, выворачивал его шерстяную изнанку.
— Кто это? — спросил он у Акулинки.
— Волки.
— Шерстяные, вязаные?
— Да нет же, — Акулинка улыбнулась, — живые, из чащи.
Волчок Аким хотел подвыть своим живым сородичам, но получилось у него как-то глухо. По-шерстяному.
Между ними кипела, разделяя, как глубокая река, полноводная жизнь.
Шерстяное бытие угнетало волчка, томила его бессмысленная вязаная жизнь, страдало неживое сердце.
Волчок Аким решился идти в чащу, к своим живым братьям.
— Разорвут они тебя, — шептали другие вязаные звери, — разорвут без жалости.
— Ну и пусть, — отвечал им волчок. В глубине своей шерстяной души он был даже рад этому.
Волчок шел сквозь чащу, деревья и травы шептались с ним, но он не понимал их языка — волчок Аким знал только человеческую речь.
Волчок вышел на поляну: луна падала вниз, на огромного серого волка, раздиравшего тело зайца. Волчок Аким шагнул навстречу живому. Серый волк поднял голову, густые капли крови пристали к его морде, глаза сверкали в темноте.
— Это ты? — ласково ткнулся он окровавленной мордой в шерстяное тело волчка. — Я рад. Но лучше уходи, — волк кивнул головой в сторону растерзанного зайца, — здесь нет для тебя жизни.
«Здесь и смерти-то для меня нет, — тоскливо подумал волчок, — ничего настоящего для меня…»
Волчок Аким сидел на крыльце, а затем вдруг спрыгнул вниз, зацепившись хвостом за гвоздь. Он начал распускаться, он почувствовал это и радостно рванулся вперед, изо всех сил, с острым желанием не жить. Он бросился навстречу мраку, пустоте, пока не вытянулся в прямую серую нитку.
