Ох, настрой был, да ещё какой!
Тадеаш лежал на спине, заложив руки за голову, и думал об Эви. Само по себе удивительно, что он так много думал о женщине. Но ещё больше изумляло его то, что́ именно он о ней думал. И все эти ласкательные словечки, прежде вызывавшие лишь раздражение, и превосходные степени сравнения — откуда что взялось? Педант, жёсткий руководитель, да что там — тиран, человек-функция, что называется, — и на тебе, растёкся лужицей сахарного сиропа. Он улыбнулся собственным мыслям. Да плевать! Пусть растёкся. Пусть лужицей. Рядом с такой женщиной можно и растаять. Тем более что подобных он ещё не встречал. Если начистоту, то женщин прежде у него и не было. Некогда, да и незачем, как всегда казалось. Заводил красивых кукол, послушных, не болтливых, умеющих ублажить. Менял миниатюрных блондинок на длинноногих брюнеток, присматриваясь заодно и к рыжим ласковым лапочкам, да и всё. Ни на одной не зацикливался надолго. Много их было. Разных внешне. Одинаковых по сути. Да, он сам выбирал и сам бросал, когда внешняя безупречность приедалась. Выставляя вон старую игрушку, покупал новую. Не то чтобы постоянно нуждался в их обществе, нет. Скорее, подчинялся негласным законам своего окружения. По статусу полагалось. Успешный мужчина должен во всём демонстрировать свою состоятельность.
С Эви ему не хотелось ничего демонстрировать. Подчинять — тем более. Да и не подчинишь такую женщину, это же очевидно. Впервые за долгое время хотелось просто быть — живым и чувствующим. Тадеаш понимал, что открывается, и, принимая в себя другого человека, становится беззащитным, но опасения не испытывал. В Эви было нечто такое, что он не смог бы объяснить, но хорошо ощущал. Тепло и свет. Радость. Жизнь. Кто же отказывается от жизни? Только дурак, а дураком он не был.
Мысли о предстоящем свидании приятно волновали. Тадеаш практически не сомневался, что Эви пригласит его к себе «на кофе». И он, конечно же, с радостью согласится. И вряд ли им придётся пить кофе, потому что он намеревался поцеловать её прямо в прихожей, едва за ними закроется дверь. Что-то подсказывало ему, что Эви не оттолкнёт и не возмутится, а, напротив, с готовностью ответит. Прильнёт всем телом — жаркая, гибкая, обовьёт руками шею и приоткроет нежные губы, принимая его язык… Образ встал перед глазами как въяве. Впрочем, встал не только образ. Тадеаш хмыкнул — надо же, до чего бурная фантазия доводит, прямо-таки юношеские реакции! Что ж, можно понять: Эви представлялась ему исключительно вкусной, от одного её запаха Тадеаша «уносило».
