Главный возмутитель спокойствия не вмешивался, он искал родниковые глаза. Очередь не унималась. Даше не повезло. Она столкнулась с самой худшей из всех разновидностей очередей. Эта очередь не походила на солидную очередь супермаркетов и универмагов, уверенно ползущую под перезвон мобильных телефонов. Ничего не было в ней от серпантинной очереди, держащей в удавьих кольцах, стоматологические клиники с утра. К либерализму номерной очереди ее тоже нельзя было отнести. Это была особая очередь. Революционная. Она была крепко сбита и выступала единым фронтом. Она состояла из боевых коней всех политических партий. Из авангарда современного общества. Ее нельзя было разрушить. Ее можно было только уничтожить, применяя все дозволенные средства от огнетушителей до нарядов милиции. Эта очередь состояла из пенсионеров. Ядреных и спелых, как репейник в сентябре.
— Довели народ! — возмущался шерстяной берет с крашеными хной волосами. Ее поддерживал седой старик спортивного вида в «изумленных» роговых очках.
— Коммерсанты, о деньгах только и думаете.
— Простому человеку и пойти уже не куда.
— Успокойтесь. Я прошу вас. — Даша решилась на предательство интересов компании.
— Мы-то здесь причем. Откуда мы знаем, что нам привозят.
— Знаете. Хорошо знаете. Этим и пользуетесь — рядом с Петром вынырнула старушка в лапландской шапочке с вислыми как у спаниеля ушами.
— Правильно говорю, молодой человек?
— Конечно — подтвердил Запеканкин. Петром овладела буйная смелость. Это было незнакомое чувство. Его нужно было тщательно изучить.
— Подсовывают всякую… — не сразу нашелся Запеканкин — всякую тухлятину..
Очередь поддержала Запеканина дружными возгласами.
— Правильно.
— Верно.
— Таким и надо.
Запеканкин почувствовал, что сейчас он просто обязан сказать что-то очень значимое:
— Дельцы-людоеды.
— Спортивный старик в изумленных очках пожал ему руку, шерстяной берет назвала «внучком». Запеканкин стал своим. Даша в отчаянии позвала.
— Сергуня. Сделай что-нибудь.
В темноте у гриля блеснули родниковые глаза. Очередь замерла в ожидании. Даша показала на Запеканкина, потом на мешочек.
— Вот этот говорит, что она тухлая.
Черничная косынка склонилась над мешочком. Не говоря ни слова, Сергуня развязала мешочек. Предмет раздора оказался славно поджаренным. Золотился важно и весомо, как царский червонец. В нос Запеканкина ударил знакомый запах вечерней бразильской сельвы. Сергуня отломала ножку. Покончив с ножкой, она оторвала крылышко. Съев крылышко, она сложила косточки в мешочек.
