— Нет. Что еще за леший? — удивилась она.
— Ну, который в лесу жил. Или в поле, не помню. Жуткая сказка была. Мы потом на печке до утра от него прятались.
— Зачем же на печке?
— Да не в этом суть. Историю расскажи. Я вспоминал на днях, так ничего в голову и не пришло. Ты говорила, он у тебя коней увел.
— А! — Бабушка взмахнула руками. — Полевик! Это ж не леший. Полевик увел, да. Он такой.
— Вот про него и расскажи.
— Он в поле живет. Поэтому — полевик. А в лесу — лесовик.
— Понятно. Так что с ним случилось-то, с полевиком?
— А в доме… — Бабушка должна была договорить свою мысль. — В доме домовик живет.
Я сбавил напор. История уже началась, а я, как и положено городскому жителю, не услышал тонкую мелодию деревенской присказки.
Бабушка в молодости работала на конюшне. Это единственное, что я помнил из той байки. Я умолк и обратился в слух.
— С домовиком надо дружить. — Бабушка уловила мое смирение и тихо улыбнулась. — Если в доме порядок, то домовик доволен. Он и сам начинает помогать, добро в дом притягивает, хозяйство держит. А если бардак — не прибрано, ругаются, — то рассердится. Мешать будет, безобразничать. Вещи прятать, ключи или инструменты. Только хуже жизнь станет.
— Да оно и так ясно, — вмешалась тетя Марина, — и без всякого домовика. Если не прибираться, грязью зарастешь. И дом зарастет, и голова.
Коньяк заметно действовал на тетку, она тут же задумалась о чем-то своем и уставилась за окно в надвигающиеся сумерки. Бабушка продолжала:
— А вот с лесовиком подружиться нельзя. Он людей не любит, в лес никого не пускает. Матушку мою как-то зимой заблудил. Она ходила-ходила, а потом села прямо в снег, шапку с рукавицами сняла и песенки стала петь… Замерзала, значит. Отец ее спас, нашел. Так бы и померла от холода. Лесовик — он злой. Люди в лес с добром не ходят, вот и он лютует. Ему до смерти кого довести — что тебе за водой сходить.
Бабушка взяла альбом и тронула старые фотокарточки.
— Так вот. Полевик — который в поле — дурной. У него дела хулиганские. Навредить, стащить, напугать — это он любит. Озорует. А тогда вот что случилось… Утро было — часов пять. Солнце только встало. Я умылась, прибралась и на конюшню пошла. Старая конюшня раньше стояла за кузней, у горки. Туманом все затянуто — аж сапог не видно. Я по тропинке аккуратно к ней подхожу — ах ты ж! — нараспашку все, а коней нет. Ни одного! Увели, значит. Я на цыган сразу подумала. Побежала в поле, кричу: Зорька, Майка! Лошадок зову. А бежать-то не получается. Туман проклятый — что молоко коровье. Прям как сегодня. Кочек не видать, спотыкаюсь. Да еще и слезы у меня потекли… Плачу, зову, косынку потеряла… Вдруг — слышу: конь фыркнул. Я остановилась, замерла и слушаю. А ну как — не угнали? Может, они сами как-то выбрались. Сейчас всех соберу, и ладно. Молодая была, глупая. Слушаю, в туман всматриваюсь и вижу — вдалеке хвост лошадиный махнул! Я туда бегом. Прибегаю — нет никого. А конь где-то тут, рядом фыркает. Стою, жду. Запыхалась, дышу громко- аж слушать трудно, да и сердце колотится. Снова вижу — хвост рядом махает. Вот так — сверху вниз, будто мух отгоняет. Я опять к нему побежала. И опять никого нет. Да что ж такое, думаю. Что за дела творятся? А сама уже и не скажу, где я сейчас нахожусь. Поле наше-то — как родное знаю, а тут потерялась. И третий раз хвост этот вижу. Ну, говорю себе, сейчас точно догоню. И верно — подбегаю к нему, а это не хвост вовсе. Это мужик какой-то дикий сидит на кочке и рукой машет. Так машет, что издалека вроде на хвост похоже. Глаза выпучил… Я сразу-то не поняла, кто это. Говорю — дед, ты коней моих тут не видал? А он рот открыл, зубы свои выставил и заржал в голос по-лошадиному! Вскочил с кочки и в туман упрыгал! Ох как я кричала, как бежала… Коней-то потом нашли, они по полю разбрелись. А вот полевик — он такой.
