Они сошлись на середине кабинета, большого, просторного, залитого ярким солнечным светом, проникающим во внутрь сквозь широкие проёмы, свисающих почти до самого пола, раздвинутых светлых штор. Полковник подтянулся, уже хотел было доложить о прибытии, но не успел. Генерал опередил, с улыбкой обнял.
- Признайся честно, Николай Фёдорович, - как-то озабоченно зарокотал слегка глуховатый генеральский бас. - Сбежал?
- Да нет, Павел Сергеевич, - ответил полковник, всё ещё оставаясь в объятьях, сдавливающих плечи крепких, вытянутых во всю длину судоплатовских рук. - Попросился и выписали. Расхожусь.
- А санаторий, что, не предлагали? - дуги густых, тоже совершенно седых генеральских бровей, слегка вытянулись.
- Да какой там санаторий, Павел Сергеевич, стыдно и говорить, - пожал плечами полковник.
- Зря, Николай Фёдорович. И знаешь, почему зря. - Генерал Судоплатов глазами указал на стул, приставленный к совещательному столу. - Присаживаясь и сам рядом, продолжил. - Знаю, всё боишься не успеть, всё торопишься, а кровавая каша, которую мы с тобой сегодня вынуждены расхлёбывать, заварена круто и надолго. Умные головы всё продумали, всё прикинули и просчитали, чтобы мы долго расхлебывали её. Не хочу быть пророком в своём Отечестве, - Павел Сергеевич вздохнул, - но помяни моё слово, Коля, - переходя на более доверительный тон, продолжил Судоплатов, - долго ещё на этой земле будут греметь выстрелы, а матери, и чеченские, и российские оплакивать погибших сыновей. Рано или поздно любая война заканчивается миром. Закончится и эта. Только цена мира для России будет, ой как весома!
Полковник Чабанов пристально, неотрывно смотрел в светлые, с синеватым отливом глаза генерала, стараясь вникнуть в суть разговора начатого им и особенно в последние слова, о цене будущего мира. Какой цене? И, вообще, что он имеет в виду? Со стороны это выглядело более чем странно, они всегда понимали друг друга с полуслова, потому что были знакомы ещё до Афганистана, но особенно близко сошлись уже на самой афганской войне. Именно там комбат, капитан Чабанов впервые услышал прозвучавшие из уст ротного Судоплатова слова, которые, чего греха таить, вертелись и у него на языке, и клубились в головах большинства офицеров, но высказать которые ни капитан, да, пожалуй, и никто из подчинённых майору офицеров никогда бы не решился. А сказал майор Судоплатов тогда буквально следующее: - ''Да нет, если бы ''кремлёвские старцы'' посылали своих внучат на эту бойню, небось, крепко подумали, своими ''репами'' и не раз, и не два, а стоит ли заваривать такую кровавую кашу?''!'' Чабанов сидел тогда в палатке, полотно которой, слегка похлопывало на ещё горячем ветру изнурительно знойного дня, клонящегося к закату, в кругу знавших не первый день друг друга офицеров, с которыми успел достаточно повоевать и, как говорят в таких случаях, притереться, пил противную тёплую водку, закусывая жирной свиной тушёнкой, опротивевшей до осточертения настолько, что казалось ещё пара глотков из алюминиевой, со сплющенными боками кружки и ещё один кусок жирного мяса, отправляемый в рот на кончике ножа и всё, содержимое желудка воспротивится такому насилию и извергнется горькой рвотой, тут же, незамедлительно, не оставив никакой надежды ногам успеть добежать до наполовину откинутого в бок полога.
