— Вот и я говорю.
Он посмотрел исподлобья, давая понять, что разговор закончен и я могу идти. Меня начало разбирать любопытство.
— Вы хотите остаться инкогнито?
— Зачем?
— Да вот имя скрываете.
— Я не скрываю. Имя есть в справочнике Союза писателей.
— Слушайте, меня зовут Игорь. А вас?
Он смотрел брезгливо и недружелюбно. Я начал пятиться от него.
— Гар-р-ри! — неожиданно выкрикнул он.
— Очень приятно, — закивал я. — Гарри — легко запомнить. Меня мама в детстве Гариком называла. Почти тезки.
Второй был пухленький и длинноволосый, с поэтически откинутой назад головкой. Из Киева. Звали Роман. (Лукьяненко? Лукиненко?)
— Вы давно в Москве? — спросил он.
— Приехал сегодня утром.
— А я уже три дня. Осмотрел почти все. Я вам очень советую осмотреть Пушкинский музей, Третьяковскую галерею, Кремль, Выставку достижений народного хозяйства, стадион имени Ленина в Лужниках, Музей революции, Собор Василия Блаженного...
— Простите, Роман, но я не первый раз в Москве. Я даже жил в ней в течение двух последних лет. И вообще: я здесь родился.
— Ах так. А сейчас вы где живете?
— Сейчас я живу в Ленинграде.
— Ну, тогда вот что. В Ленинграде я очень рекомендую осмотреть Эрмитаж, Русский музей, Этнографический музей, крейсер Аврору, музей-квартиру Пушкина, музей-квартиру Бродского, Павловск, Петергоф, Петропавловскую крепость...
В это время с улицы Воровского въехала черная казенная "Волга", сделала круг по дворовому садику и остановилась около нашей скамейки.
Из "Волги" вышел руководитель делегации, главный редактор журнала "Юность", лауреат всяческих премий, прославленный автор "Повести о настоящем человеке" Борис Николаевич Полевой.
Наша первая встреча произошла за десять лет до этого. "Юность", вняв положительной рецензии Аксенова, печатала мою повесть. Начало шестидесятых — короткое время надежд, иллюзий, самоослепления, оптимизма. Хотя не очень понятно, на чем он тогда держался. Только что затравили Пастернака. Уже состоялся разгром выставки в Манеже (1962). Уже Хрущев выступил с погромными речами против писателей и художников. Уже по доносу Кожевникова (главный редактор "Знамени") КГБ конфисковал рукопись романа Гроссмана "Все течет". Уже посадили в Ленинграде Косцинского, состоялся суд над Бродским.
И все же мы не верили, что поворот к старому возможен. Не было чувства безнадежности, стены. Шла борьба, и в этой борьбе с одной стороны были Хрущев, КГБ, "Октябрь", "Знамя", Кочетов, Прокофьев, а с другой — "Новый мир", Солженицын, "Современник" и "Таганка", поэтические кафе и самиздатские сборники. То тут, то там прорывались в печать какие-то вещи, которые пять лет назад и нести бы в редакцию побоялись. И популярность "Юности" росла с каждым годом.
