Нобелевский тунеядец | страница 11
Еще он говорил, какая это жуткая штука — взгляд на себя со стороны, осознание собственных приемов и ходов, повторяющихся, пытающихся оседлать успех, и отвращение к себе за эти приемы до отчаяния, до ненависти к работе. Единственное, что может спасти здесь, — это величие замысла. То есть надо ломиться через все эти стыды и страхи — с последующим подчищением, с возвратами назад, — но в процессе писания плевать на все, идти ва-банк, рискуя полным провалом и неудачей, очертя голову кидаться — может быть, в пустоту, может быть, в гибельную, — но только так.
— Упорная, зараза, — говорит вдруг Бродский.
— Что? — не понял я.
— Синяя "Волга". Прицепилась еще на Литейном и не отстает.
Я оглядываюсь, всматриваюсь в стада машин сзади, ничего не вижу.
— Она там, за самосвалом.
И действительно — скоро выныривает. И перед въездом на Московский проспект останавливается на красный свет рядом с нами. Человек, сидящий рядом с водителем, опускает стекло. И говорит нашему таксеру:
— За светофором — остановитесь.
Помню, меня больше всего удивило: почему таксер подчинился? Почему не спросил: "Да кто ты такой?" На синей "Волге" не было никаких опознавательных знаков. Говоривший был в штатском. Каким образом шофер немедленно узнал в нем "начальника"?
Синяя "Волга" проезжает вперед, объезжает Московские ворота, останавливается у тротуара. Мы — метрах в пяти за ней. "Начальник" выходит, идет к нам. Лет тридцати пяти, невысокий. Волосы — волной назад, точь-в-точь как на витринах всех городских парикмахерских. Заглядывает к нам на заднее сиденье, долго вглядывается в лица. Наконец, говорит:
— Извините. — И таксеру: — Пройдемте со мной.
Иронизировать больше не получается. Два доморощенных Джеймса Бонда начинают быстро сочинять "объясниловку". "Все нормально, гражданин начальник, все по закону. Да, едем в аэропорт Пулково. Но летит в Москву вот этот — Ефимов, а этот — Бродский — только его провожает".
Для пущего правдоподобия я кладу себе на колени его рюкзак.
— Быстро говори: что у тебя там?
— Кеды, две рубашки, механическая бритва, томик Джона Донна по-английски, зубная щетка, польско-русский словарь...
Я старательно повторяю, пытаюсь заучить список наизусть. К тому моменту, когда дверь синей "Волги" открывается, мне это почти удается. И лишь тут я замечаю, что на рюкзаке, сбоку, химическим карандашом крупно выведено: "И.Бродский".
Но шофер возвращается один.
— В чем дело? — спрашивает Бродский.
— Говорят, будто я на Литовском на красный свет проехал...