Очередь, ещё одна.
Лай автомата внезапно прерывается.
— Мартинес? — говорю я в микрофон.
— Он внизу. Он внизу! Вот дерьмо, бл**ь, он мертв! — Oкузава в панике задыхается.
— Все будет хорошо, — говорю я. — Просто продолжай стрелять, Оки. Я иду к тебе.
— Ты не сможешь, — отвечает он, а затем связь обрывается. Я слышу звук его карабина: бах-бабах-бах!
— Они идут прямо на меня... — Голос Окузавы хриплый, низкий, задыхающийся.
— Беги! Просто беги, черт тебя возьми!
Спустя несколько мгновений я слышу крик, проклятия на английском языке, затем звук разорвавшейся гранаты, и все стихает. Барретт смотрит на меня, его глаза слишком быстро моргают. А грудь слишком быстро поднимается и опускается. Его челюсть скрежещет. Он стреляет, заменив свою последнюю обойму.
— Я думаю, что мы в заднице, Том, — я собираю слюну и сплевываю. Мой желудок будто в узлах.
— Я думаю, ты прав, Дерек, — он кивает на спуск со скалы, на которую мы забирались несколькими минутами ранее – ощущение, что прошло несколько часов. — Спускайся туда. Иди. Я тебя прикрою.
— А не пошёл бы ты…
— Это не просьба, мудак!
Ублюдок.
Я наполовину падаю, наполовину скольжу по почти вертикальной поверхности. Выступы скал цепляются за мою одежду, удерживая, ветер продувает до костей. Я слышу, как наверху стреляет без остановки Барретт. Взглянув вверх, вижу, что он спускается вслед за мной. Я отцепляю свое снаряжение от очередного выступа и продолжаю скользить.
Падаю, ударяясь о землю, спотыкаюсь, бегу. Впереди горит наш конвой из «хамви». Я бросаюсь к машинам, Барретт за мной, проклиная меня, на чем свет стоит. Добегаю, перепрыгнув через Авраама, ощущая огромное чувство вины за то, что обшариваю его труп в поиске полных магазинов, но мне это жизненно необходимо. Хватаю пистолет и прячу его в мое снаряжение.
Барретт опускается на колени на землю позади меня, и я протягиваю ему обойму. Слышу крики и звуки шагов. От страха в моем животе вновь террористический переворот. Секунды тянутся вечно. Барретту так же страшно; я вижу это в его стойких спокойных карих глазах. Вижу по тому, как он сжимает и отпускает рукоять карабина. Как стискивает челюсти.
— Давай просто сделаем это, — он, пригнувшись, меняет позицию, чтобы подогнуть под себя ноги. Теребит затвор. — Бл**ь, — процеживает сквозь зубы.
— Да.
— Готов? — Его дыхание короткое и быстрое. Он, как и я, знает, что это оно.
— Нет. — Носком ботинка я упираюсь в землю.
