— Боже, Хейли, это самый сладкий румянец, который я когда-либо видел, — говорит он, проводя пальцем по моей щеке, и я не могу не покраснеть сильнее. Он быстро опустил руку, словно вспомнив про мою несуществующую проказу. Он продолжает смотреть на меня тем же взглядом, которым одаривал меня в последнее время. Я не могу понять, что это. Я скучаю по его прикосновениям. Он больше меня не трогает. На самом деле он почти не смотрит на меня, а если и смотрит, то мрачно – он уже не тот Папочка Уильям, которого я знала. Он также ясно дал понять, что я должна перестать называть его так, исправляя меня каждый раз, когда я использую это имя.
— Папочка Уильям, поиграешь в шашки со мной? — однажды спросила я.
— «Уильям», Хейли. Повтори, — я просто уставилась на него. Я не хотела, просто «Уильям». Он был моим Папочкой Уильямом.
— Скажи это, Хейли, — повторил он.
— Забыли, Уильям! — сказала я, подчеркивая его имя, в надежде уколоть его немного. — Я все равно не хочу играть с тобой в шашки больше.
Я никогда не забуду, как он схватил меня за руки и притянул к себе, прижимая к своей широкой груди, опустив голову прямо рядом с моим ухом так, что его щетина защекотала мою мягкую кожу.
— Это хорошо, маленькая Хейли. Лучше тебе вообще не играть со мной, — его нос прижался к моей шее, и мне показалось, что он вдыхает меня. Затем он исчез. Это был последний раз, когда Уильям коснулся меня... год без его прикосновений. До этого момента.
— Добрый вечер, Уильям, — я не могу остановить саркастический тон, когда произношу его имя. Это как пластырь, который резко отрывают каждый раз, когда я говорю это, и я хочу, чтобы он знал об этом. Или, может быть, я просто хочу от него реакции. Что-то. Что-нибудь, чтобы привлечь его внимание. Я вижу, как желваки на его челюсти дернулись, и я не могу не ухмыльнуться своей маленькой победе.
— Я так рада, что ты смог бросить все свои дела ради моей маленькой выпускной вечеринки. Одному Богу известно, когда бы мы еще встретились, — святые крекеры! Похоже, я зашла дальше, чем предполагалось. Я никогда не видела Уильяма с другой женщиной, но я не могу не думать, что это то, что удерживает его от нас... от меня. Сама мысль об этом разрезает моё сердце.
— У каждого своя жизнь, Хейли. Как и сказал твой отец, теперь ты большая девочка, и пришло время, когда тебе придется жить, как и полагается большой девочке.
Мои плечи опадают от его слов. Опять двадцать пять, сейчас я большая девочка.
