— Это не чепуха, — мягко говорит он. — Пойдемте походим.
Мы идем с ним по поселку.
— А вон Виташа, — говорит Шулейкин.
Возле школы играют в волейбол.
— Виташа — это учитель, — говорит Шулейкин. — Виктор Павлович. Любит действовать исподтишка…
Поют пчелы. Пахнет медом.
Поступают в светское общество
Разве мог я понимать, как прекрасны люди, пока не попал сюда?
Мои восьмиклассники сидят передо мною неподвижно. Они еще многого не знают, но они прекрасны, и они мои. Им еще сладка неграмотность, но это не их вина. И золотая осень стремительно кружится по монастырю и обрамляет их лица.
Лица моих учеников неподвижны, но в их глазах давно горят огоньки здравого смысла, иронии, доброты, непримиримости и надежды.
А в это время на деревьях, что раскинулись вокруг, сидят птицы. И они поют. Они похожи на последние осенние листья. Я отчетливо слышу их звонкое пение даже сквозь двойные рамы окон.
Коля Зимосадов входит в класс в стоптанных сапогах, в залатанном пальтишке, с офицерской сумкой через плечо. Это уже через много лет он станет офицером. А пока он садится на свое место, коренастый и неторопливый, и устраивается, и все раскладывает по своим местам, и смотрит на меня, словно надеется, что именно сейчас-то и раскрою я ему все премудрости учености. Он давно уже перерос свои пятнадцать лет, взрослый маленький мужичок с грубоватыми руками.
— Окно пишется, Коля, через «о»… Забыл?
Он краснеет, крутит головой, старательно исправляет ошибку.
Кто-то обучал их не очень влюбленно.
— Нравится вам ваша школа?
— Хорошая школа, каменная, — говорит кто-то.
Мне вспоминаются испуганные маленькие глаза Шулейкина, когда я объявил ему, что первый диктант весь класс написал на единицу.
— Что с вами? — спрашивает он.
— Все в порядке, — говорю я. — Вот посмотрите.
Он дрожащей рукой перелистывает странички.
— Может быть, у вас с дикцией не все хорошо?
— С чем?..
— Может, вы диктовать не умеете?
— Ну, знаете!..
— Такой грамотный класс — и нате…
Он так говорит об этом, что я чувствую себя виноватым, хотя и недели не прошло, как я вошел в этот класс.
— Вы отметки в журнал не ставьте, — говорит он. — Кошмар какой-то…
— Что случилось? — спрашивает Клара Ивановна.
Она завуч. Она преподает ботанику. Ботаники она почти не знает. Она просто читает ученикам главы из учебника. Наверное, потому лицо у нее всегда испуганное.
Она смотрит то на меня, то на Шулейкина круглыми коровьими глазами, и полные ее губы слегка приоткрыты в томительном ожидании.
