— И после таких речей он спокойно ходил по улицам?
Кокарев виновато почесал затылок.
— Тут понимаешь, дьяк. С одной стороны, оно конечно, острог за такое в лучшем случае. А в худшем так дыба и казнь. А с другой стороны, Одноглазый юродствовал редко. По крайней мере до последнего времени. А так ему цены не было. Никто лучше него округу не знал. Я уж гадаю, как мы теперь с самоядью переговариваться будем. Среди моих казаков замены ему точно нет.
Макарин уже сделал по избе не один круг, осмотрел свалку шкур, стены, печь, сложенную из мелких камней, повертел в руках валяющиеся у двери самопалы. Не было никаких зацепок, ничто не указывало, куда двигаться дальше. Труп Одноглазого он обыскал еще раньше, не найдя ничего, кроме оружейных принадлежностей и пары засохших мухоморов в котомке. Видимо, Одноглазый действительно любил отравлять себя этой гадостью, после которой люди ходили сами не свои. Может, грибы в конце концов и сделали его безумцем. Макарин читал донесения об их популярности среди дикарских колдунов, которые отварами доводили себя до исступления.
— Кто с ним в друзьях ходил?
— Кроме Васьки Щербатого — никто. А тому я прошлой ночью башку разнес. При тебе же. Васька-то поразумнее был кстати. Жаль его. Был еще Косой. Вот с Косым они сильно дружили. И в дозоры ходили, и в леса, и на разговоры с дикарями.
Макарин остановился.
— Подожди. А в тот дозор, что был год назад у собирающегося каравана Степана Варзы, они тоже с этим Косым ходили?
— А то как же. Говорю ж — неразлучны. Я тогда только приехал, не понимал ничего, но уже знал, что лучше их вдвоем на задания посылать. Про караван тот нелепые слухи ходили, вот я и распорядился разузнать, что за дела там творятся.
— И что?
— Да ничего толком. Вернулись ночью, оба белые, будто покойники, сперва ничего не говорили, так что им пришлось по мордам двигать. Ну, рассказали, что видели какой-то ящик, в полтора человека размером. Уж больно им этот ящик запомнился, только про него и талдычили. И, собственно, все. Потом караван ушел, и я забыл про это дело. А когда дошли слухи, что караван до места не добрался, тут-то и началось. Одноглазый постепенно стал с ума сползать. А Косой совсем замолчал. Он и раньше-то неразговорчив был, а тут… Подожди, а что ты все про Косого спрашиваешь? Ты ж его знать должен! Это ж я его в Москву с письмом послал. Если ты письмо получил, значит и Косого видел.
— Я не получал никакого письма. — медленно сказал Макарин.
