Мать испытывала его терпение.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Ее дочь Рашель работает здесь, в отеле, на стойке регистрации. Она позвонила и сказала, что наконец-то все прояснилось, почему ты не женился ни на одной из женщин, которые предлагали тебе себя, — теперь понятно. Член стаи, который его регистрировал, сдала его. — Ты был на свидании с мужчиной, его вида, не меньше.
Мейсон поймал вздрагивание Себастьяна краем глаза. Возможно, он подумал, что она имела в виду геем, но это было меньшее из всего.
— Я скажу это только один раз и только раз… — Мейсон выпрямился во весь рост и выпятил грудь, чтобы выглядеть как можно более внушительно. — То, что я делаю со своей жизнью, никого не касается, кроме меня. Ты не будешь приходить сюда, изливать свои предрассудки и ожидать, что я соглашусь с ними.
Его отец, который молчал, заговорил:
— Ты не будешь говорить с таким неуважением с матерью.
— Ну и что ты сделаешь, отец?
— Ты не слишком стар для наказания.
Вероятно, Мейсон должен был испугаться угрозы отца, но он больше не мог поднять руку на него, как на бету без причины.
— Давай, Отец. Посмотри, как ты позоришь драгоценную фамилию. — Посмотрев вниз, он увидел, как на руках отца прорастает мех, когда его начало настигать изменение.
— Ты знаешь, мы могли бы смириться с тем, что ты гей, но иметь дело с человеком? Ты мне не сын, — с презрением выплюнул отец.
— Я не гей, — закричал Мейсон, его спонтанная реакция на насмешку его матери. Он слишком поздно понял, как ужасно прозвучали его слова.
***
Себастьян подскочил. Яростное заявления Мейсона заставило его содрогнуться. Не то, чтобы он не слышал этого всего час назад, но все равно было больно. Несчастное выражение на лице Мейсона успокоило Себастьяна больше, чем любые слова. Тот факт, что Мейсон понял, что сказал что-то не то, много значило для него.
— Мама, папа, вы должны уйти, — Мейсон посмотрел на родителей, указывая на дверь.
Его мама издала странный звук, наполовину всхлипывая, наполовину рыча.
— Я не могу поверить, что ты выбираешь этот человеческий кусок мусора вместо нас.
Себастьян больше не мог держать рот на замке.
— Не называй меня так, и почему вы называете меня человеком? Мы все гребаные люди.
— Ты так думаешь. — Маркус двигался так быстро, что в одно мгновение он пересек комнату, а в следующее волосатая лапа схватила его за шею, и лицо Маркуса превратилось в собачье.
— Что за черт! — закричал он, его колени подкосились, хватка вокруг горла — единственное, что удерживало его.
