В окопах Сталинграда [1947, Воениздат. С иллюстрациями] | страница 30

Сквозь пыльную витрину видно, как парикмахер в белом халате намыливает чей-то подбородок. В кино идет «Антон Иванович сердится». Сеансы в 12, 2, 4 и 6. Из черной пасти репродуктора, на трамвайном столбе, кто-то очень проникновенно рассказывает о Ваньке Жукове, десятилетнем мальчике, в ночь под Рождество пишущем своему дедушке в деревню.

А над всем этим — голубое небо. И пыль, пыль… И акации, и деревянные домики с резными петушками, и «Не входить — злые собаки». А рядом — большие каменные дома с грудастыми, поддерживающими что-то на фасадах женщинами. Контора «НижнеВолгокооппромсбыта», «Заливка калош», «Починка примусов», «Прокурор Молотовского района»…

Улица сворачивает вправо, вниз, к мосту. Мост широкий, с фонарями. Под ним несуществующая речушка. У нее пышное название — Царица. Виден кусочек Волги — пристани, баржи, бесконечные плоты. Сворачиваем еще вправо, подымаемся в гору. Едем к сестре бывшего игоревского командира роты в запасном полку: «Золото, а не женщина, сами увидите».

Останавливаемся у одноэтажного каменного дома с обвалившейся штукатуркой. Окна крест-накрест заклеены бумажными полосками. Белая глазастая кошка сидит на ступеньках и неодобрительно осматривает нас.

Игорь исчезает в подворотне. Через минуту появляется — веселый, без пилотки, в одной майке.

— Давай сюда, Седых, заводи! — И мне на ухо: — Все в порядке. Как раз к завтраку попали.

Маленький уютный дворик. Стеклянная веранда с натянутыми веревочками. На веревочках что-то зеленое. Бочка под водосточной трубой. Сохнет белье. Привязанный за ногу к перилам гусь. И опять кошка — на этот раз уже черная — умывается лапой.

Потом сидим на веранде, за столом, покрытым скатертью, едим сверхъестественно вкусный фасольный суп. Нас четверо, но нам все подливают и подливают. У Марьи Кузьминичны черные, потрескавшиеся от кухни руки, но фартук на ней белоснежный, а примус и висящий на стене таз для варенья, повидимому, ежедневно натираются мелом. На макушке у Марьи Кузьминичны седой узелочек, очки на переносице обмотаны ваткой.

После супа пьем чай и узнаем, что Николай Николаевич, ее муж, будет к обеду — он работает на автоскладе, — что брат ее все еще в запасном полку… А если мы хотим с дороги по-настоящему умыться, во дворе есть душ, только надо воды в бочку налить. Белье наше она сегодня же постирает, ей это ничего не стоит.

Выпиваем по три стакана чаю, потом наливаем в бочку воды и долго с хохотом плещемся в тесном, загороженном досками закутке. Трудно передать, какое это счастье.