В окопах Сталинграда [1947, Воениздат. С иллюстрациями] | страница 13
Кругом было темно и холодно. Промокшая плащ-палатка топорщилась и нисколько не согревала. Мы были вдвоем.
С трубкой во рту, освещенный пламенем костра, он похож был на гнома, готовящего волшебное варево.
— Когда кончится война, — сказал он, — я поеду на родину и построю себе дом в лесу. Бревенчатый. Я люблю лес. И вы приедете ко мне и проживете у меня три недели. Мы будем ходить с вами на охоту и рыбу ловить…
Я улыбнулся.
— Почему именно три недели?
— А сколько же? — Он удивился, но лицо его ничуть не изменилось. — Больше не сможете. Вы будете работать. А на три недели приедете. Я знаю такие места, где есть медведи, и лоси, и щуки по пятнадцати фунтов весом. У нас хорошие леса на Алтае. Не такие, как здесь. Сами увидите. — Он вынул и облизал ложку. — И пельменями вас угощу. Я умею делать пельмени. По-особому. По-нашему.
На этом разговор и кончился.
Сейчас я спрашиваю:
— Ну как, Валега, когда же мы твоих пельменей попробуем?
Он даже не улыбается.
— Мяса такого нет. И приготовить его здесь по-настоящему нельзя.
— Значит, до конца войны ждать будем?
Он не отвечает и продолжает шагать. Ботинки ему непомерно велики — носки загнулись кверху, а пилотка мала, торчит на самой макушке. Я знаю, что в ней воткнуты три иголки — с белой, черной и защитного цвета ниткой.
Часов в семь делаем большой привал. На карте село называется Верхняя Дуванка. Здесь же его называют Вершиловкой. От Петропавловки оно в двадцати двух километрах. Значит, прошли около тридцати. Это неплохо — дорога трудная.
Бойцы с непривычки устали. Скинув мешки, лежат в тени фруктового сада, задрав ноги. Наиболее проворные тащат в котелках молоко и ряженку. Валега тоже раздобыл где-то буханку белого хлеба и мед в сотах.
Я ем и хвалю, хотя у меня нет аппетита. Но нельзя обижать Валегу.
Ноги гудят. Левая пятка немного натерта. Вообще с сапогами дело дрянь. Совсем разваливаются. Так и не дождался я брезентовых. Хоть проволокой обматывай. Надо было послушаться Валегу и походить один день в ботинках — были бы отремонтированы сапоги. А теперь чорт его знает, когда с вещевым складом встретишься. Полк, вероятно, уже далеко, километров за семьдесят-восемьдесят. Возможно, они где-нибудь стали в обороне или пробиваются через немцев.
Местное население говорит, что «ранком, в недiлю проходили солдати. А у вечорi пушки ишли». Должно быть наши дивизионки. «Тiльки годину постояли i далi подались. Такi заморенi, невеселi солдати».
А где фронт? Спереди, сзади, справа, слева? Существует ли он? На карте его обычно обозначают жирной красной линией. Противника — синей. Вчера еще эта синяя линия была по ту сторону Оскола. А сейчас?