В окопах Сталинграда [1947, Воениздат. С иллюстрациями] | страница 100

Разговор у нас строго официальный — задача, срок, пункт отправки. Все это он и без меня знает, и говорим мы об этом только потому, что надо об этом говорить. И вообще больше не о чем с ним говорить. Он нисколько не старается это скрыть. Тон холодный, сухой, безразличный. Глаза, при встрече с моими, — скучающие и чуть-чуть насмешливые. Трое его ребят, — чубатые, расстегнутые, руки в карманы, — стоят в стороне. На губах — окурки.

— Маскхалаты возьмете?

— Нет.

— Почему? У меня как раз четыре.

— Не надо.

— Водки дать?

— Свою пьем. Чужую не любим.

— Ну, как знаете.

— Можете за наше здоровье выпить.

— Спасибо.

— Не стоит.

И они уходят к Карнаухову. Когда я туда прихожу, их уже нет.

В подвале тесно — негде повернуться. Двое представителей политотдела. Один — из штадива. Начальник связи — из полка. Это все наблюдатели. Я понимаю необходимость их присутствия, но они меня раздражают. Курят почти беспрерывно. Так всегда перед важным заданием. Представитель штадива — капитан — записывает что-то в блокнот, слюнявя карандаш.

— Вы продумали ход операции? — спрашивает он, подымая бесцветные глаза. У него длинные, выдающиеся вперед зубы, налезающие на нижнюю губу.

— Да, продумал.

— Командование придает ей большое значение. Вы это знаете?

— Знаю.

— А как у вас с флангами?

— С какими флангами?

— Когда вы выдвинетесь вперед, чем прикроете фланги?

— Ничем. Меня будут поддерживать соседние батальоны. У меня нехватает людей. Мы идем на риск.

— Плохо.

— Конечно, плохо.

Он записывает что-то в блокнот.

— А какими ресурсами вы располагаете?

— Я располагаю не ресурсами, а кучкой людей. В атаку пойдет четырнадцать человек.

— Четырнадцать?

— Да. Четырнадцать. А четырнадцать — на месте. Всего двадцать восемь.

— Я бы на вашем месте не так сделал…

Он заглядывает в свой блокнот.

Я не свожу глаз с его зубов. Интересно, скрываются ли они когда-нибудь, или всегда так торчат? Я почти уверен, что до войны он был бухгалтером или счетоводом.

Я медленно вынимаю из кармана портсигар.

— Вот когда вы будете на моем месте, тогда и будете поступать так, как вам нравится, а пока разрешите мне действовать по своему усмотрению.

Он молчит. Политотдельщики, наклонив головы, что-то старательно записывают в свои полевые книжки. Они славные ребята, понимают, что вопросы сейчас неуместны, и молча занимаются своим делом.

Время ползет мучительно медленно. Поминутно звонят из штаба: не вернулись ли разведчики? Капитан переключается на Карнаухова. Тот спокойно, изредка улыбаясь и перекидываясь со мной взглядами, обстоятельно на все отвечает: чем вооружены бойцы, и сколько у них гранат, и по скольку патронов у каждого. Адское терпение у этого человека! А капитан все записывает.