— Мам…
Уже стоя в коридоре, она обернулась:
— Что?
— Я так вас люблю. И тебя и папу.
— Мы тоже тебя любим, астераки му (34).
Дверь за ней тихо закрылась, и когда латунная ручка вернулась на место, я повалилась на спину, все еще прижимая к груди собранные в охапку платья.
Ты права, мама, я так и не стала взрослой. Я все та же пятнадцатилетняя девочка, которая впервые поцеловалась со своим любимым в сарае, где хранились старые винные бочки. И тело мое до сих пор ноет от желания прижаться к его твердой груди, как в тот вечер, когда он впервые снял с меня одежду.
Видимо, мне никогда не заглушить эти воспоминания, потому что они вмиг ожили и запорхали бабочками в животе, и теперь я была не в силах сопротивляться им. Просто лежала и трогала кончиками пальцев свои губы, почти физически ощущая ту печать, что наложил на меня Ясон. Один раз и навсегда. До конца жизни моей.
* * *
(34) Астераки му (греч.) — звездочка моя
ЯСОН
Из всех предусмотренных мной вариантов судьба выбрала самый плохой. Именно так я и подумал, когда в круг света от стоящей на столе керосиновой лампы выступили трое.
Двоих я уже знал: Шныря и Моню. Третий своими габаритами и дремучим выражением лица заслуживал более пространной клички. Брюхоногий Овцебык! Точно, это самое подходящее.
Глядя на эту парочку Мониных подручных, я не мог избавиться от впечатления, что предназначенную на их создание Божественную глину разделили нечестно — отщипнули скудный кусочек для Шныря, а все остальное вывалили в форму для Брюхоногого.
То ли Монин бизнес оскудел, не давая ему возможность нанять профессионалов, то ли он заранее просчитал впечатление, которое производили на людей его держиморды. Так мне смеяться или плакать?
Время, отведенное мне на размышление, закончилось, когда Каплун достал револьвер. Сразу стало ясно — все плохо. Тот Моня, которого я знал восемь лет назад, избегал кровопролития, но безумный блеск маленьких глазок под припухшими веками сигнализировал, что с тех пор многое изменилось.
— Не надо вставать, — тихо предупредил Моня и тут же громко рыкнул на привставшего Яшку: — Сидеть, я сказал!
— Сиди, Яш, — согласился я, на всякий случай предъявив Моне мои ладони, пустые. — Мы сейчас уйдем.
— Ясон! — Дернулась ко мне Медея, и тут я испугался по-настоящему.
— Меечка, сиди, — попросил я. — Все будет хорошо. К утру я уже буду здесь.
Она всхлипнула сквозь стиснутые зубы.
— Все правильно, — благосклонно подтвердил Моня. — Если не будешь рыпаться, сделаешь дело и пойдешь гулять. А дамочку мы возьмем с собой. Для страховки.
