Восходоземье. Великий турнир | страница 51



– Какой-то ты грустный!

Диондор никак не ответил, глянув в сторону принца, а девушка заметно поубавила радостный настрой.

– Опять напыщенный индюк отличился? – поинтересовалась она, получив утвердительный ответ.

– Не расстраивайся, Диондор. Он так ведет себя, потому что понимает, что ты лучше его во всем. Он чувствует свою слабость, и поэтому он компенсирует ее высоким положением.

– Да брось, Аста. Нужно смотреть на факты. Он принц, а кто я? Невзрачный слуга. Сегодня он в очередной раз напомнил мне об этом.

– Ты, в отличие от него, справляешься со всеми ответственными заданиями и, в конце концов, куда больше соображаешь в государственных делах. Ты превосходишь его в охоте. Я уже молчу о твоем редком даре чувствовать…лес. В общем, ты меня понял. А что Кверкус? Его съедает элементарная зависть, а гордыня заставила записаться на турнир, в попытке доказать безумному папаше свою состоятельность.

– Думаю, ты слишком преувеличиваешь. Тем более, остальные так не думают.

– Остальные…остальные пляшут под его дудку и соглашаются с любым решением, чтобы выслужиться.

– Но все равно, это неважно, ибо принц всегда найдет тысячу причин унизить и выказать недовольство. Ты же знаешь Его Высочество.

– К сожалению, знаю. – Девушка решительно вцепилась ладонями в плечи собеседника. – А еще я с детства знаю того, кто напротив меня. Светлого, храброго и умного человека. И я верю, что однажды жизнь достойно наградит его счастьем.

Диондор расплылся в сантиментах, обнимая темноволосую девушку.

– Аста, так или иначе, спасибо тебе за поддержку в трудные моменты.

– Друзья ведь на то и нужны, чтоб помогать, – подмигнув, подбодрила Аста. – К тому же, кто о тебе позаботиться, как не самая безупречная охотница Южного Леса?

– Тогда я вообще спокоен, – Диондор заметно повеселел от несерьезного, шутливого самолюбования собеседницы.

Едва их диалог начался, как вынужденно был прерван. Раздавшееся в зале, подобно грому среди ясного неба, женское истерическое верещание озадачило пару, как и всех остальных присутствовавших. Причиной панического испуга, от которого даже музыканты перестали играть, послужил один из аристократов народа моллов, граф Энзал Уолан. Его наполненные неподдельным ужасом узкие глаза каштанового цвета метались по толпе, обступившей его полукругом, но, все-таки, держащей безопасную дистанцию. Безумец словно искал кого-то среди гостей, без остановки бубня под нос слова «конец» и «погибель». Граф обнажил свой именной кортик, достав его из ножен, и сделал обильный надрез на руке. Трясущейся окровавленной рукой он в спешке начертил на стене какие-то символы, а после этого лишил себя жизни, вонзив острое орудие прямо в сердце. Все было проделано настолько быстро, что стража прибежала лишь к моменту смерти Уолана, не успев своевременно отреагировать. От увиденной шокирующей картины среди гостей поднялся невиданный переполох, в котором дамские вопли перемешивались с громкими приказами носившихся по дворцу стражников. Призывы сохранять спокойствие сливались с испуганными выкриками о необходимости бежать. Следствием всей неразберихи стала давка, возникшая у выхода из зала, а также у выхода из самого дворца. В результате нее пострадал не один десяток гостей, получивших травмы разной степени тяжести. Хаос воцарился в Летнем дворце. Но его могучие белые стены, стоявшие веками, пребывали в покое. А на одной из таких стен темно-красными потеками были начертаны три символа.