— Так-так! Норд, ты все же расщедрился и решил показать мне ту, из-за которой даже повздорил с братом. Сколько столетий прошло с того момента, как вы ссорились? — приятный голос прервался на раздумья. — Вот и я не помню, были ли у вас разногласия из-за такой ерунды!
Значит, Норд Снежин, уже хоть что-то! Столетий?! А блондинка продолжала напевную речь:
— Брось, поделись с Даром и потом пробудишь новую, поинтересней. Хочешь, сама подберу для тебя анкеты? А эту оставь для забавы. Поверь, нет ничего увлекательнее охоты, а вуаль смерти это особый напиток для таких, как мы.
— Ты все сказала? — равнодушно поинтересовался тот, кто называл себя Нордом. — Скоро перебьешь все свои подчиненные Души и останешься ни с чем. Добьешься того, что тебе запретят брать новые.
Она подошла совсем близко к нему и промурлыкала:
— Ты волнуешься обо мне? Как мило.
После раздраженно крикнула кому-то, кто был за той же дверью, откуда пришла она:
— Выходи! Не убила же я тебя, в самом деле!
Я покосилась в ту сторону — видимо, хрип мне не показался. Мне хотелось поскорее выйти отсюда и поискать Ника. Когда увидела того, к кому взывала блондинка, окаменела — это был Никита. Он еле передвигался и держался за горло, покрытое кровоточащими царапинами. Снежин презрительно прокомментировал:
— Все тешишься. Что на этот раз? Очередное твое изобретение?
Я исподлобья смотрела на женщину — она улыбалась, но глаза были, как у неживого существа — холодные, злые, будто она истово ненавидела весь белый свет и мечтала увлечь все в мертвую бездну.
— Да мое творение. Смотри.
Она щелкнула пальцами, и я увидела, как у моего друга проявляется ошейник, тонкими кольцами колючей проволоки оплетающий его шею. Узкие шипы впивались в кожу, местами разрывая ее, и оставляли длинные красные полосы с выступающими бусинами крови. Ник поднял руки в попытке ослабить хватку смертельной удавки, но руки находили лишь пустоту. Красотка с каким-то нездоровым азартом подняла руку, сжимая в кулак, и полоски с шипами ожили, двигаясь по кругу и затягиваясь туже. Затем она подошла и, прикрыв глаза от удовольствия, слизала красные капли. Никита захрипел и чуть не упал. Казалось, что с лица блонди вот-вот спадет маска человечности и проявится какая-нибудь мерзостная и непостижимая сущность — кожа серыми лоскутами слезет с обманчиво-прекрасного личика, открывая кости черепа со злобным оскалом. Я повернулась, чтобы броситься к другу, но меня остановил знакомый мужской окрик:
