— Что он мне сделает?
Лена лишь пожала плечами и села в машину, бросив напоследок:
— Может, так и к лучшему. Дурочкой ты в школе была, дурочкой и останешься. А дурочкам лучше умирать в молодости. И не плодить себе подобных.
«Что он сделает?» — шептала Оля, смотря вслед красному феррари. Что?
Неделя после суда прошла как в тумане. Оля уже и не понимала, что делает, зачем. Спохватившись, что в квартире уже начинает попахивать, она спустилась вниз, чтобы вынести мусор.
Подъезд вонял выпивкой и мочой. На полу досыхала липкая лужа. Оля, стараясь не испачкать тенистых туфель, обошла лужу и с трудом толкнула дверь на улицу. Пахнуло дождливой свежестью, и в тот же миг ее толкнули в кусты сирени, вжали в кирпичную стену.
«Он никогда никому не прощает…»
— Почему ты меня так ненавидишь, сладкая девочка? — шептал он ей на ухо, всаживая нож в живот… Боже, за что? Как подло — умереть такой молодой.
Как-кап… кровь через пальцы на побитый временем бетон.
Кап-кап черными пятнами в такт крупным каплям дождя… кап…
Ты пришла, и все превратилось в выжженную пустыню.
Безжизненная, потрескавшаяся земля, а над ней — недосягаемое тревожное небо. Гонит ветер ошметки облаков по темно-коричневой пропасти холода.
Здесь, внизу, ветра нету. Совсем. Воздух звенит от зноя, ноги стерты в кровь и ветхая одежда не спасает от солнца, палящего через рваную вуаль облаков. Воды… глоток воды…
Кровь сгустилась в кетчуп, горло сохло в пергамент. Но я должен идти.
— Не хочу умирать…
А на небе прохлада. А на небе не хочется пить. А на небе не больно.
— Не могу…
Под ладонями — горячая земля, покрытая глубокими трещинами.
Воздух густой, полный пыли, обжигает истерзанные легкие. В глазах песок, густые слезы, что отказываются скатываться по щекам… Вот и все… дошел до смерти…
Ты выиграла. Ты счастлива? Почему ты не счастлива!? Почему!!!
Спекшиеся губы отказываются размыкаться, в звенящей тишине я с трудом узнаю собственный шепот:
— Проиграй мне…
Я лежал и блаженствовал. Откуда-то лилась на меня вода, тонкой, прохладной пленкой омывала разгоряченное тело и впитывалась землей, смертельно уставшей от засухи… Я медленно повернул голову, открыл глаза и увидел тебя. Ты, темная, едва видная тень, все так же стояла рядом, все так же не хотела уходить, все так же отказывалась отпускать…
Без меня тебе не жить.
— Я должен идти…
Не могу проиграть. Не могу остаться в раскинувшемся за спиной оазисе. Не могу лечь на изумрудно-зеленую траву, не могу вслушиваться в журчание воды. Не могу смотреть в тревожное небо и мечтать, что когда-нибудь его достигну. Не могу, но почему это делаю?
