‒ Это тот Пивоваров, о котором я подумал? Тот, который депутат Верховного Совета?
‒ Да. Но у них там какие-то семейные проблемы. Молодая жена, то-сё. Ну, вы понимаете… С другой стороны, Семён Аркадьич оказывает существенную помощь нашему заведению. Вот в прошлом году окна поменяли в кабинах, общий туалет уже не во дворе. В этом году торжественно открыли.
‒ Что, открыли?
‒ Я же говорю. Туалет. Оборудовали прямо в здании. Советская власть не обеспокоилась об удобствах, так сказать, детей, а вот Семён Аркадьич помог. И спасибо большое ему.
‒ Понятно, ‒ капитан открыл папку и достал из кармашка ручку. ‒ Давайте заявление о пропаже воспитанницы оформлять. Хотя новость о торжественном открытии туалета меня впечатлила… Очень.
‒ Напрасно ёрничаете, товарищ Сомов. Вам зимой приходилось посещать домик неизвестного архитектора?
‒ Разумеется. Я выпускник вашего заведения, уважаемая Александра Павловна. Жаль, что фото разрезания ленточки господином Пивоваровым я не видел. Наверное, это выглядело довольно эпично. Что, собственно, меня и возмутило. Иногда я бываю очень брезглив.
‒ Семёну Аркадьичу это бы точно не понравилось.
‒ Это проблемы господина Пивоварова, уважаемая госпожа директор. Кстати, я сегодня совершенно не случайно оказался в стенах родной альма матер. Это, как бы, в продолжение темы, которой я занимаюсь уже довольно долго.
‒ Я могу поинтересоваться?
‒ Разумеется. Сверху спущена директива по проблемам с усыновлением. Когда мы найдём Грановскую, я обращусь к вам с официальным запросом, если позволите. А теперь, давайте оформлять заявление. Время не резиновое. Да и вам, я так полагаю, хотелось бы допраздновать начало нового тысячелетия в кругу родных. У вас большая семья?
‒ Да. Большая. Интернат ‒ моя семья. А дома у меня есть кот.
Как только капитан вышел, Александра Павловна, едва сдерживаясь, рванула в туалет, расположенный в служебной комнате, позади кабинета. Вырвавшаяся из её тела упругая невообразимо зловонная струя казалось бы мгновенно заполнила её мозг, страдающий от выпитого накануне алкоголя и наглухо закупорила носоглотку, спровоцировав мгновенную и болезненную рвоту. Ей вдруг подумалось, что именно так и должен был выглядеть страх. Захлёбываясь собственными рвотными массами, Александра Павловна старалась ухватить спасительный глоток свежего воздуха, которого не было в туалете по определению, а перед глазами, словно в старом кино, вдруг замелькали черно-белые лица детей, которых она продала новым родителям за все годы своего директорствования.
