– Даже ничего не сказали о моем новом костюме! – обиженно всхлипнула Мэрилин.
«Да еще к тому же подвержена приступам сентиментальной слезливости!» – мысленно вскипел Кряжимский.
Двери лифта открылись, и они наконец вступили на ковры «Карнеги-холла», как иронично окрестил про себя парадное этого архитектурного мастодонта Сергей Иванович.
Вдруг Кряжимский почувствовал резкую боль в области сердца. Переволновался, решил он, замерев на месте и ощупывая рукой грудь.
– Что же вы застряли? – Мэрилин стояла в двух шагах и укоризненно смотрела на него.
Услышав ее голос, охранник покинул насиженное место и, разминая затекшие ноги, прошелся по холлу. Он удивленно пялился на них, и Мэрилин обратила наконец свое внимание на розоволицего молодца.
– Что, давно не видел? – с насмешливым высокомерием взвизгнула она.
«Истеричка», – подумал Кряжимский, стискивая зубы, чтобы не застонать. Нет, не от сердечной боли, а от бешенства, вызванного в нем выходкой Мэрилин. Ему хотелось рычать, выть, орать, материться или просто отлупасить эту придурочную.
Охранник очевидно привык к ее выходкам и только усмехнулся. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он направился к кадке с пальмой и столу, за которым обычно сидел.
– Ишь ты, – не унималась возбужденная сверх меры Мэрилин, – игнорирует! Граф Монте-Кристо!
Она злобно хихикнула и полным надменного самодовольства жестом поправила высокую а-ля Пизанская башня прическу.
– Пойдемте, – еле сдерживаясь, чтобы не надавать ей сочных оплеух, прорычал Кряжимский, хватая ее за руку.
К его полному удивленью, она не стала упираться или негодовать по поводу его грубости и жестокости. Видимо, остыла, выплеснув свой гнев на бедного охранника.
– Садитесь, – приказал доведенный до белого каления ее поведением Кряжимский, указывая на сиденье рядом с водителем. Он никак не мог успокоиться, пока они добирались до машины.
Мэрилин с идиотской улыбкой, в которую, как саркастически подумал Сергей Иванович, намеревалась вложить бездну шаловливого кокетства, немного помедлила перед открытой дверцей, а потом капризным тоном обманутого в своих ожиданиях ребенка произнесла:
– Я не привыкла ездить на переднем сиденье.
«Поди ж ты, фифа», – насмешливо крякнул про себя Кряжимский, с раздражением захлопнув переднюю дверцу и открыв заднюю.
– Мерси, – снисходительно-ленивым тоном завзятой парижской кокотки поблагодарила Мэрилин и, героически преодолев сопротивление своей чудо-юбки, уселась сзади.
