Кровь ацтека. Тропой Предков | страница 9
Вы спросите: Кристо, откуда тут, в застенке, могло взяться материнское молоко?
От Кармелиты, mis amigos[5]. Прелестная, нежная Кармелита. Я никогда не устремлял на неё взгляд, но уверен, что у этой женщины лицо ангела. И всё же мы с Кармелитой частенько беседуем через трещину в стене между нашими камерами. Бедная нежная сеньорита, её пытали и приговорили к повешению за то, что она вспорола живот soldato, королевскому солдату, который изнасиловал её и не заплатил. Ойе! Бедная Кармелита. Заключённая в темницу лишь за то, что защитила свою собственность от вора, каковое право принадлежит любому торговцу.
Но если несчастная Кармелита и попала сюда из-за мужских пороков, то здесь ей удалось обратить их в свою пользу. Тюремщики, эти carceleros, не упустили возможности по очереди овладеть её телом, а в итоге она понесла и теперь ждёт ребёнка. Ах! Кармелита большая умница — закон запрещает казнить беременную женщину. Эта puta[6] точно знала, в каком месте у тюремщиков находятся мозги.
Да, я убедился, что сей ангел застенков гораздо умнее меня. Когда я сказал Кармелите, что хочу оставить записи о своём пребывании на земле, но не желаю раскрывать свои секреты вице-королю, она передала в щель между нашими камерами чашку молока, сцеженного из своей груди. И объяснила, что запись, сделанная молоком, станет невидимой, уже когда я буду писать, и останется такой, пока сведущий сообщник не нагреет бумагу, после чего слова появятся снова, словно возрождённые волшебством.
Итак, я буду писать две версии своей жизни: одну — для глаз вице-короля, а другую, собственную эпитафию, — для того, чтобы мои последние слова сохранились в людской памяти.
Славная Кармелита будет тайком переправлять исписанные молоком страницы через расположенного к ней охранника, которого считает своим другом. И возможно, когда-нибудь история моей жизни, запечатлённая на бумаге материнским молоком в каменном мешке застенка, станет известна всему миру.
О, amigos, может быть, я даже прославлюсь, подобно дону Мигелю Сервантесу, тому, который написал книгу о нескладном странствующем рыцаре, сражавшемся с ветряными мельницами. Вы спросите, но почему же мне так хочется, чтобы после того, как сам я повстречаюсь с адским огнём, история моей жизни сохранилась в людской памяти? Айя, моя жизнь состоит не из одних печалей и сожалений. Мне довелось повидать многое, от закоулков Веракруса до дворцов великого города Мехико, и даже лицезреть удивительные чудеса царицы городов славной Севильи, и по мне, эти воспоминания стоят всего золота Эльдорадо.