— Этот человек больше не может делать детей?
— Мало того, он не способен получить удовольствие сам и доставить его своей женщине. Но это зелье вновь сделает его тепули большим и твёрдым.
Её чёрные с золотистыми крапинками глаза проморозили меня до костей, её тёмная сила поглотила меня. Я послушно лёг на спину на жертвенный камень, в то время как Цветок Змеи развязала мой верёвочный пояс и спустила штаны, обнажив причинное место. Хотя мне ещё ни разу не приходилось ложиться с женщиной, я видел дона Франсиско в хижине с моей матерью и знал, что, когда он покусывал её грудь, его garrancha увеличивался в размерах.
Цветок Змеи нежно погладила мой член.
— Твой молодой сок сделает этого мужчину могучим как бык, когда он возляжет со своей женщиной.
Её рука была сильной и двигалась в уверенном ритме. Мне стало приятно, и я невольно улыбнулся.
— Вот видишь, прикосновение женщины к мужскому месту доставляет тебе удовольствие. А теперь я должна буду вобрать твой сок, как телёнок, сосущий молоко матери.
И колдунья приложила губы к моему garrancha. Её рот был горячим и влажным, она энергично действовала не только губами, но и языком. Это возбуждало меня всё сильнее — я засунул garrancha глубже ей в рот и стал двигать им взад-вперёд, сильнее и сильнее, подгоняемый жгучим желанием засадить его ведьме в самое горло.
Потом внезапно всё оборвалось — мой жизненный сок извергнулся прямо ей в рот.
Когда я остановился, ведьма наклонилась и выплюнула сок в глиняную чашку, в которой уже находились другие ингредиенты зелья. Потом она снова взяла мой, ещё не опавший, член в рот, слизала остатки семени и снова сплюнула в чашку.
— Айоо, мальчик-мужчина, у тебя достаточно сока, чтобы наполнить типили трёх женщин.
А на следующее утро я оказался буквально выброшенным из прежней жизни, как лава из жерла вулкана.
— Мы покидаем деревню, — заявил падре Антонио, разбудив меня в родной хижине. Он выглядел очень странно: бледный, осунувшийся, с покрасневшими от бессонницы глазами. Добрый священник явно нервничал.
— Ты что, всю ночь боролся с дьяволами? — спросил я.
— Да, и потерпел поражение. Бросай скорее свои вещи в мешок, мы уезжаем немедленно. Мои пожитки уже в повозке.
Тут я догадался, что отец Антонио имел в виду не просто поездку в соседнюю деревню. И он подтвердил это, заявив:
— Мы покидаем гасиенду навсегда. Чтобы через пару минут ты был готов!
— А как же моя мать?
Падре Антонио остановился на пороге хижины и уставился на меня так, словно мой вопрос его сильно озадачил.
