— Ксюша, Господи!
Она же повернула голову и умоляющим голосом позвала:
— Батюшка Фёдор Никитич, смилостивись над нами, Христом Богом прошу! Не дай надругаться катам!
И то, что будоражило душу князя Фёдора, прорвалось ясной и осознанной мыслью: «Ежели есть на нас вина, то допрежь всего на мне! Потому токмо мне и нести тяжкий крест!» И как всегда скорый на действие, Фёдор потребовал от боярина Годунова:
— Иди к патриарху и скажи: Фёдор Романов готов к покаянию. Да пусть приходит со святейшим и царь.
Боярин Семён зло прищурился, кунью шапку на глаза пониже осадил, сказал, как хлыстом ударил:
— Много чести требуешь, тать. Мне покайся, пока плети не заиграли в охочих руках, — упрямо гнул свою линию Годунов и крикнул: — Эй, слуги государевы, замахнитесь-ка!
И надломил боярин князя Фёдора:
— Веди к царю, ему покаюсь!
— Так-то оно лучше, — согласился боярин Семён. И задумался: то ли вести Фёдора к царю, то ли ждать в пытошной, ведь обещал прийти.
Так и было. Царь Борис появился в казематах сам. И патриарх Иов его сопровождал. Да не было в том случайности. Ещё прежде с глазу на глаз царь Борис велел своему дядюшке только устрашить пытками как ближних Фёдора Романова, так и его самого, лишь для острастки подвергнуть всех мужей кнуту. Надеялся царь Борис через это заставить-таки Романовых оговорить себя в преступном заговоре против него. И уж после того, как сия мера не поможет, то вздёрнуть на дыбу вначале князя Александра Романова, а там и других Никитичей, ежели будут упорствовать. Ой как хотелось Борису Годунову выместить злобу и ненависть на этих непокорных князьях, на любимце царя Ивана Грозного князе Фёдоре Романове. И сам царь Борис думал присутствовать в тот час, когда в пытошных запахнет жареным мясом, когда на белых спинах князей разольётся алая руда.
Всему помешал твёрдый стоятель за правду и справедливость, защитник истинных православных христиан, патриарх всея Руси милосердец Иов. Он через тайну исповеди узнал от Бартенева второго о том, что на род Романовых возведён поклёп. А как проводил с покаяния Бартенева, поспешил в царский дворец. Имени покаявшегося он не назвал, но сказал царю:
— Государь-батюшка, сын мой, ведома мне подоплёка вины Романовых, и за ту вину нельзя их подвергать пыткам. Так ты уж, государь-батюшка, запрети палачам касаться Романовых и их близких. Именем церкви и Всевышнего Господа Бога прошу. Да вознаградит Он тебя за милосердие.
Царь Борис высоко чтил патриарха Иова, помнил, что только ему обязан восхождением на престол. Это он, крепкий адамант православной веры, в год кончины царя Фёдора девять месяцев твёрдо стоял против князей Романовых, Шуйских и князя Мстиславского, кои покушались овладеть троном. И устоял пред натиском недостойных и венчал на царствие умнейшего россиянина. И царь Борис не уставал благодарить Бога и патриарха за великую милость к нему. И потому царь Борис не озлился на сказанное Иовом и прозвучавшее повелением. Он лишь спросил:
