Теперь Катерина могла бы рассказать москвитянам о том, что их волновало в судьбе Романовых. Всё это она выведала у думного дьяка Андрея Щелкалова: который был в числе судей, вершивших неправедный суд над князем Фёдором Романовым, над его братьями и сродниками. Но нет, ей нельзя было открыться кому-либо. И показаться — тоже. Ей приходилось прятать лицо, и огненно-рыжие волосы, и манящие губы, и колдовской силы глаза, и дарственную стать. Всё, чем раньше любовались москвитяне, она спрятала от их взоров. Потому как стоило бы только одному шишу-доносчику узреть Катерину, как её бы схватили. И охотились за нею по воле главы Разбойного приказа боярина Семёна Годунова. Он давно искал её повелением царя Бориса. Было же много лет назад такое, когда Борис-правитель в поисках ведунов заехал под Можайском в деревню Осиновку и там нашёл предсказателей. И была среди них Катерина: приехала погостить у деда по матери. Она-то и открыла Борису Годунову его судьбу — семь лет царствования. А прошлым летом царю Борису показалось, что семь лет пробыть на троне — очень малый срок. Но больше Бориса беспокоило то, чего он не мог знать, что там дальше будет за семью годами. Он повелел своим слугам найти Катерину, привести её во дворец. Но Катерина не отозвалась на просьбу царя и слугам его не далась, напустила им в глаза туман и скрылась.
Царь Борис во гнев пришёл, велел разыскать её во что бы то ни стало, схватить и на правёж послать, дабы там открыла царскую судьбу за окоёмом седмицы лет. И слава Всевышнему, что в ту пору послал ей защитника от царёвой расправы, митрополита Казанского Гермогена. По его совету они тайно забрали всё ценное в своей лавке, и он же тайно отправил Сильвестра и Катерину в Казань. Там они и скрывались. Оттуда же митрополит послал ведунов в Москву узнать всё, что можно о судьбе Романовых, которых чтил.
Ведомо было россиянам, что митрополит Казанский Гермоген не признавал Бориса Годунова царём. И три с лишним года назад он и ещё два противника Годунова из пятисот выборных не подписали избирательную грамоту и не целовали крест на верность новому царю. И все они, митрополит Московский и Крутицкий Дионисий, архимандрит Псково-Печерской лавры Антоний и он, Гермоген, попали в опалу, были всячески притесняемы. Гермоген и без того был в немилости, потому как дружил с князем Василием Шуйским, к князьям Романовым относился с уважением.
И теперь, когда последние оказались в беде, Гермоген счёл долгом чести оказать им посильную помощь. И видел он ту помощь в одном, в побуждении царевича Дмитрия поскорее открыться народу. Только он, взойдя на законный престол по праву наследства, мог спасти Романовых.
