Злые, горящие яростью глаза впились в мужчину: его слова, похоже, только сильнее разозлили незнакомку. Внезапно ударила какая-то вспышка, и он замертво упал прямо к ногам своей жены.
Женщина, по-прежнему державшая на руках девочку, подошла к телу мужа и склонилась над ним. А затем вдруг запела — чудесную, красивую песню на странном языке. Голос у неё был чарующе прекрасен.
Тем временем Джим с трудом приподнялся. Голова у него всё ещё сильно болела.
— Мы всего лишь хотим помочь вам уничтожить его. Мы не собираемся забирать ваш браслет навсегда. Нам он нужен для важного дела, — слабо произнёс он.
— За такие слова попрощайся со своей жизнью! — Незнакомка метнулась к висевшему на стене мечу — тому самому, что привлёк внимание мальчика.
Джим почувствовал ужасную боль, пронзившую его грудь: змея наконец добралась до своей жертвы. Из раны пульсирующим потоком хлынула ярко-красная кровь. Мальчик прижимал руку к груди, отчаянно хватаясь за жизнь, но кровь текла из-под пальцев, въедалась в одежду, расплывалась большим пятном на полу… Последнее, что он услышал, была чудесная песня той прекрасной синеглазой женщины с ядовито-рыжими волосами. И больше он ничего не видел, не слышал и не чувствовал. Всё потемнело в его глазах. Потемнело навсегда.
Поздней ночью Кристин Рейнс, которой почему-то не спалось, вошла в комнату своего сына. Она любила смотреть на то, как её дети спали: в такие моменты женщину до краёв наполняла нежность к её ангелочкам.
Бесшумно проскользнув в дверь, женщина тихо подошла к кровати мальчика и… замерла от ужаса. Джим лежал в своей постели, неподвижный и спокойный, с огромным тёмным пятном, расползшимся по рубашке. Ткань на груди была разодрана и приоткрывала глубокую, страшную рану. Простынь и одеяло вокруг мальчика окрасились в черновато-багровый цвет, и только подушка оставалась нетронуто-белой, странно сливаясь с непривычной бледностью лица. Истошный, нечеловеческий вопль разорвал ночное безмолвие. Женщина кинулась к сыну, схватила его за плечи, начала трясти, умоляя открыть глаза. На какую-то долю секунды в сознании задержалась мысль, что всё это может оказаться просто шуткой, глупым, дурацким розыгрышем. Надо было во что бы то ни стало растормошить сына, заставить его сказать хоть что-нибудь. Мать крепко сжала руку мальчика.
— Джим, родной, пожалуйста… — Но слова и крики потонули где-то в глубине души, так и не вырвавшись наружу. Холодный. Холодный, как лёд. У Кристин скрутило живот, и к горлу подкатил комок глухих рыданий. — Джи-и-и-м!!! — из последних сил взвыла женщина, надеясь всё-таки докричаться до сына. Комната плыла перед глазами вместе с кроватью и лежавшим на ней бледным, с глубокой раной на груди… Кристин потеряла сознание.
