— Не любит фотографироваться, — прокомментировал Маркус. — У меня их мало. Всегда говорит, что фотографии крадут душу.
Пенелопа кивнула и прошептала:
— Она очень красивая.
— Самая красивая, — не преминул уточнить Маркус.
— Ты своего рода романтик.
— Я не романтик и это непреложный факт. Но ты её рассмотрела?
— Да, она великолепна.
— Ты действительно готова...
— Скажи мне, когда ты хочешь чтобы я навестила её и я пойду.
— Пенни, ты действительно странная.
— Я более чем странная.
— А ты ничего.
— Если потакать мне – это твой способ чтобы уговорить, то в этом нет необходимости: я уже согласна.
— Я даже не знаю, что означает «потакать». И никогда не говорю вещи, о которых я не думаю. Повторяю тебе – я такой какой есть; то что ты видишь и ещё немного.
— То, что я вижу – этого уже очень много.
Она поднялась на ноги. В её горле застрял узел, большой и колючий. Пенни не могла понять откуда он появился. Возможно потому, что недавно увиденная фотография и осознание наличия таинственной любви с той, которая на фото не улыбалась, а демонстрировала ощутимую агрессию, приносило Пенни чувство боли. Она не может быть влюблена в Маркуса. Просто гормоны давали о себе знать. Это был обычный переполох среди атомов и ничего похожего на душевные тайны. Легко запутаться. Достаточно посмотреть на Маркуса и от желания, сердцебиение сдвинется на одну ступень ближе в сторону чистой похоти. Но это не было ничем большим, чем потребностью одной двадцатидвухлетней, похожей на спелый гранат, которая никогда не позволила открыть себя мужчине, такому сексуальному, каких она раньше никогда даже не видела.
По крайней мере, она на это надеялась. Потому что, если там было что-то большее, то она сама себе рыла яму.
Пожалуй, лучше пойти домой. Она хотела лечь рядом с бабушкой, обнять её и поплакать, зарывшись среди её волос, несмотря на то, что плакать – было бы реакцией трагической, недопустимой и лишённой смысла.
— Увидимся и потом сможешь лучше мне объяснить, как и куда идти, и что ей сказать.
— Окей… спасибо, — сказал Маркус и у Пенни создалось впечатление, что «спасибо» – это слово, которое он редко использовал и, возможно, не использовал никогда.
За мгновение перед тем как выйти, она потянулась к его лицу, встав на цыпочки, и провела по щеке двумя пальцами. Кожа Маркуса была свежей, чуть шероховатой от намека на щетину тёмного цвета. Он не отпрянул, но казался расстроенным от этого маленького жеста.
Пенни улыбнулась и сказала тихим голосом:
