- Добрый день. Я хотела бы узнать о вашем модуле «Солнечно-лиловый бархат». Да… Нет. Нет, я хотела бы узнать о гарантии. Подлежит ли он возврату в случае чего? Конечно… И вот еще… У госпожи Фукс, по всей видимости, иначе устроены мимические мышцы, смогу ли я… То есть, вы уверены?
Соломон был благодарен старым ступенькам, чей скрип заглушил голос консьержки. Реклама!.. Сколько миллионов человек поставили себе дополнительные, вероятно, совершенно ненужные им нейро-модули, наслушавшись откровений звезд спорта, политики и кинематографа? Сколько миллионов человек купили себе чужую страсть, чужую доброту, чужую улыбку?
Когда-то давно, во времена, которых Соломон почти не застал, люди осторожнее относились к нейро-софту. Тогда он казался чудом, насущным и необходимым. С помощью нейро-софта заики учились нормально разговаривать, социофобы возвращались в нормальное общество, а параноики избавлялись от своих недугов.
«Нейро-софт учил нас строить самих себя, - подумал Соломон, борясь с одышкой и одновременно придерживая полу плаща, норовившую поймать выпирающие из перил гвозди, - Просто никто не учел, что архитектурный шедевр каждого человека, намертво зашитый в генетической памяти, это вавилонская башня. Мы строим и строим, громоздим второй этаж, третий, четвертый… Балконы, эркеры, пилоны, купола и контрфорсы. Мы склонны быстро забывать о том, что нам хотелось всего-навсего уютный дом. Мы смотрим на соседские дома – и хотим не уступать им. Мы слушаем советов незнакомых людей из телевизора, которые точно знают, что нам надо. Мы тянем вверх наши шпили, перекраиваем на ходу чертежи, снова что-то приколачиваем, прибиваем, приклеиваем… Каждый из нас – обособленная маленькая вавилонская башня. И каждый из нас уверен, что она все еще не завершена, что для полного счастья остался кирпичик, два… Сколько кирпичиков оставалось до полного счастья Эмпирею Тодду? И что он ощутил, обнаружив себя на бесформенных руинах того, что строил всю жизнь?..»
Сорок второй номер. Соломон отдышался, стоя напротив двери. Дверь как дверь, ничего выдающегося. Серый потрескавшийся пластик и две цифры. За такой может жить кто угодно – опустившийся инженер, старый школьный учитель или, например, какой-нибудь мелкий уличный бандит, стажирующийся в «Мафии» на испытательном сроке. Дверь была совершенно безлика. Впрочем, от соседних дверей она практически ничем не отличалась. Если бы не приглушенные звуки блюза из радиоприемника и запах подгоревшего риса, которые распространялись по лестничной площадке в равных пропорциях, можно было бы подумать, что этаж безлюден.
