— Как же убить?.. — мямлил прыщавый. — Это же Тайишка!
— Это не Тайишка, придурок, — Эльрик, кажется, начал раздражаться. — А если так сильно нравится, то очень тихо развлекитесь с ней, потом убейте, расчлените и по кускам…
— Помоги! — Ридди вдруг обхватил родственника поперек туловища и уткнулся носом тому в живот. — Помоги, благодетель!
— Самому, что ль, убить? — не понял Эльрик, пытаясь стряхнуть с себя неприятную ношу.
— Сам убей! — Ридди после короткой паузы заговорил настолько уверенно, что даже его друзья опешили. А уж я и подавно. Ишь какие молодцы! Сами оживили, а убивать какого-то левака пригласили? — Или что хочешь с ней делай! Только уведи и нас спаси.
Эльрик долго думал, поглядывая на меня, щурился и почесывал светлый затылок. Потом выдал:
— Ладно. Сам убью. Пусть до ночи у вас посидит, потом я ее заберу. Но тогда семьдесят процентов вашей стипендии до конца обучения! И не развлекаться с ней.
— А почему же тогда не развлекаться? — я так и не поняла, прыщавый уже настроился или тоже уловил какую-то несостыковку.
— И не задавать вопросов! — отрезал Эльрик. — Идет?
Как будто у шалопаев был хоть какой-то выбор.
* * *
Через пару часов я научилась отчетливо произносить слова мысленно. Особенно когда надоело слушать нытье моей подселенки:
— Меня убьют! Этот жуткий тип меня убьет!
— Милая моя, ты уже померла. Неужели новости не слыхала?
— И что с того? Думаешь, что два раза намного приятнее, чем один?
— Да я вообще ничего не думаю… Все жду и жду, когда проснусь.
— Куда проснешься?
— Домой.
Помолчали. Попытались друг друга понять. Соседка даже поддержку оказывала:
— Твой этот… Костя… он уже разбудил бы тебя, если б мог… Ты, Оль, вряд ли теперь домой вернешься. Видала же, ты моя точная копия. Родственная душа из другого мира, не иначе… Они меня призывали-призывали, и тебя заодно призвали.
— Это ты моя точная копия, а не я твоя. И то как-то стыдно, что моя копия такой мямлей уродилась. Хоть бы слово от себя сказала! Да как так можно? Они тут, между прочим, твое тельце обсуждали — то ли гулям своим выкинуть, то ли сначала по кругу пустить, а ты молчишь, как партизан.
— Как кто?
— Забудь. Сравнение с партизаном было неуместно. Любой партизан на меня в суд мог бы подать за такое обидное сравнение.
Она, похоже, обиделась. Я будто бы чувствовала, как она насупилась и отвернулась. Хотя, если не ошибаюсь, то до сих пор любым нашим движением управляла именно я. Вот, шевелю пальцами, вот, вытягиваю связанные ноги. Клинические кретины запоздало так перепугались, что и все конечности мне перетянули. Возможно, подселенка еще в своем теле не адаптировалась, или я сразу перехватила бразды правления — неудивительно, если нашу с ней силу воли сравнить.
