— Чем?
— Магия резиновая. Ее на член натягивают. А член, если ты вдруг не знаешь, — это пенис, ну... гениталии мужские, то, что у парней между ног растет.
— А, — она отрезала коротко, как только поняла, и сразу замолчала.
Возможно, она там внутри в обморок грохнулась. А мне веселья надолго не хватило: уже минут через десять снова захотелось спать. За окном уже рассвело. Еще полчаса, и начнутся новые анализы и диагностика. Но я, кажется, полчаса не протяну…
— Тань… Тань, спишь опять? Поговори со мной, иначе засыпаю.
— Не сплю. Пытаюсь понять тебя и принять без осуждения.
— Да пошутила я. Вот теперь можешь осуждать.
— О чем пошутила? О порочной связи с прекрасным некромантом?
— Ну да.
Она облегченно выдохнула и даже хихикать принялась. Но теперь и это не помогало. А потом она и выдала:
— Слушай, Оль, я о чем подумала — когда Эльрик проснется и увидит мое тело, то решит, что померла опять.
— И что?
— И бросит меня там, гаке на съедение. Не потащит же с собой.
Мне почему-то вообще такая мысль в голову не приходила. Скорее всего мне попросту было плевать, что там произойдет, пока я здесь. Но неудивительно, что Тайишка на этот счет очень тревожилась. Да и мне не по себе стало — ведь если нас там съедят, то она навечно во мне останется… Я уже почти привыкла, конечно, но если она примется читать мне нотации по любому поводу… Это что ж за веселенькая жизнь нас обеих ожидает?
Приняв решение и не собираясь его обсуждать, я закрыла глаза. Нет у меня пока иного выхода, как спасать обеих в двух мирах. Вот как найдем решение проблемы и разделимся, когда я смогу оставить Тайишку в ее теле, тогда уж можно и отпустить свою ответственность.
Эльрик лежал рядом и смотрел в ясное небо. Как только я пошевелилась, медленно повернул голову в мою сторону:
— Так и знал, что снова воскреснешь… Мертвая была. Я что же, мертвого от живого не отличу?
— И тебе доброе утро.
Я потянулась и приподняла голову. Гака крутилась неподалеку: тварь поскуливала и с такой тоской смотрела в нашу сторону, словно надеялась, что мы из жалости к ней выйдем и позволим себя съесть. Она передвигалась, как и ночью, на четырех конечностях, но подпрыгивала теперь с видимой тяжестью. То ли от голода стала вялой, то ли Эльрик вчера сказал правду: при свете дня человекообразное чудище слабеет. Сейчас ее безобразное тело уже не казалось таким страшным, от такой твари я, возможно, и сама сбежать смогу. Потому я зевнула и снова посмотрела на своего неприятного попутчика:
