— Как ты поняла, что здесь граф? — спросил Феррун, закончив натирать ее сажей.
— По кинжалу. — И она вытащила из ножен кинжал. Теперь камень светился еще ярче, с переливами.
— Ух ты! Красота какая! — восхитился Феррун. — Полезная вещь.
Она чуть слышно прошептала, боясь, как бы ее не услышали те, кого она так боялась:
— Он уже светился раньше, когда на меня напали крысы. Поэтому я и догадалась, что опасность рядом. А опасность — это граф.
— Хочешь сказать, что он светится, только когда опасность рядом?
— Не знаю. Это не мой кинжал, а графа. Я взяла его у него в сундуке.
— А, это он про него вопил, а я-то думал, с чего он так негодует.
Агнесс сконфузилась.
— Я искала самый простой. Все остальные были полностью изукрашены драгоценными камнями, а у этого только один, на рукоятке. Я не знала, что он такой ценный. — Посмотрев на яркий камень, опасливо предположила: — Может быть, он так зовет своего хозяина? Тогда его лучше выбросить.
— Дай посмотрю! — Феррун протянул руку, и Агнесс вложила в нее кинжал.
Он обнажил лезвие и нараспев прочитал какие-то странные слова, выгравированные старинной вязью по краю лезвия.
Она склонилась ниже, пытаясь хоть что-то разглядеть, но безуспешно. В темноте ничего не было видно.
— Что ты сказал? Я не поняла.
— Здесь написано: защищаю хозяина, — высокомерно перевел Феррун. И пояснил, будто объясняя ребенку: — Значит, он защищает тебя.
Агнесс с ним не согласилась:
— Но он принадлежит графу, поэтому речь идет о нем. Надо кинжал выбросить. Хотя мне его жаль. Он мне во многом помог.
Феррун взмахнул кинжалом. По острию зазмеились красноватые сполохи.
— Не думаю, чтоб он служил графу. Кинжал такой старый, что не может помнить всех своих хозяев. Теперь его хозяйка — ты, тебя он и предупредил об опасности. Но давай посмотрим, что там делает граф.
Она провела рукой по телу. Ладонь тут же стала отвратительно липкой и жирной.
— Я не могу, мне нужно вытереться. Я вся липкая и грязная.
Он негодующе фыркнул:
— Какая ты изнеженная! Ну ладно, принесу тебе мокрое полотенце.
Феррун ушел, через пару минут вернулся с горой мокрых полотенец. Кинул их ей.
— Давай пошустрее! Или помочь?
— Я сама, — быстро отказалась она от его нескромной услуги. — Только отвернись.
Пожав плечами, он отвернулся. Агнесс не видела, отвернулся он или нет, но, напомнив себе, что он уже видел гораздо больше, чем положено, и это все равно не поправишь, протерла тело сначала одним, потом другим полотенцем. Сажа оттерлась, но не вся. Кожа все равно была слегка липкой.
