- Ты забываешь,что тебе тоже придётся считаться с тем,кто я.
Я поднялась, влезла в юбку, плюнув на пуговицы, запахнула блузку, прикрыв разрыв застегнутым пиджаком, одернула его полы, подхватила кейс.
- Я прекрасно знаю, кто ты, Эдвард. Самодовольный, избалованный, отмороженный аристократишка без представлений о границах дозволенного. И мне плевать. Я буду поступать так, как считаю нужным.
- Я тоже, - расслышала я негромкое, прежде чем хлопнуть дверью.
Ар-р-р. Я от души громыхнула еще и входной и злая, как черт, даже успела пролететь с десяток метров, яростно цокая каблуками, прежде чем сообразила, что не поставила щит. Сволочь. Негодяй! Подонок! Убить его мало. Ну почему ему нужно было все испортить?! Меня колотило.
Я замерла на месте, вдохнула и выдохнула несколько раз. Решительно повернулась на каблуках и отправилась обратно. В дверь звонить не стала, перебьется. Времянку можно и отсюда поставить. А если попробует высунуться, я засвечу ему тараном прямо в лощеную морду и испытаю определенное моральное удовлетворение. Феррерс оказался законченным гадом. Не высунулся.
Эдвард
Я стоял, упершись лбом в холодное стекло и смотрел. Смотрел сначала, как она уходит - напряженная, вытянутая в струну, злая дробь каблуков по асфальту, недовольно сжатые губы. Как возвращается, останавливается у двери и начинает колдовать. А я жадно скользил взглядом по контуру лица, по шее, по вырезу пиджака, по длинным ногам в черных лодочках. И снова ее хотел. Я чувствовал себя подростком, у которого в разгаре гормональная буря и все мысли только об одном. Только взгляд - и у меня сносило крышу. Все дни, недели и годы, убитые на то, чтобы справиться со страшной ломкой, оказались прожитыми впустую, стоило Кэтрин Сеймур войти в министерский конференц-зал. Связь никуда не делась.
Все вокруг были уверены - и убедили меня - что со временем, без регулярной подпитки, она истает, исчезнет, и худенькая большеглазая заучка из школы останется для меня тем, кем и должна быть - мы просто учились в одной школе. Блеклое, ничего не значащее воспоминание. Хрена с два. Раскрытие давно уже завершилось, мне уже совершенно не нужны были чужие эмоции, а я все равно упивался ими, упивался ей и с трудом мог остановиться. Я теперь понимал, что такого чувства безграничной эйфории я не испытывал ни с одной женщиной, а, бог свидетель, их было немало.
Сейчас я чувствовал себя наркоманом в завязке, которому под нос подсунули любимую дурь. И моей силы воли не хватило на то, чтобы от нее отказаться. Так что теперь от далеких, насильно забытых ощущений, рывком выдернутых из закромов памяти, наслоившихся на них новых - ее изумление, растерянность, злость, желание - меня штормило. Я отпустил ее сейчас только потому, что был на грани передозировки.
