Чуть погодя, когда я пришла в себя, выяснилось, что я все же не умерла. Опершись на неверные слабые руки, я села, чтобы не давить своим весом на аристократа, и он тут же воспользовался этим, принявшись играть ртом с моей грудью. Поймал сосок, пожевал его губами, пососал. Выпустил, сосредоточив внимание на другой груди... Голова кружилась, сердце колотилось, как не моё. Ноги дрожали внутренней мелкой дрожью, отступившая еще вчера днем слабость радостно вернулась, в теле тряслась каждая жилка.
- Чтоб я еще раз тебя спасать полезла... Вляпаешься - подыхай, понял, Феррерс? - я со стоном опустилась на дрожащие руки, прижавшись к его груди своей.
Я же до своей палаты не дойду! Собравшись с силами, я скатилась с парня и попыталась встать с кровати. Вместо того, чтобы мне это позволить, не говоря уже о том, чтобы помочь, Феррерс ухватил меня поперек живота и притянул обратно, подмяв под себя.
- Э, нет, второго раунда я не переживу! - Я протестующе замотала головой.
Я и первый-то с трудом пережила!
- Да ладно, ты же все равно до своей палаты не дойдешь! - отмахнулся Феррерс, по-хозяйски оглаживая мое бедро и подтягивая меня так, чтобы мои ягодицы прижимались в стратегическом месте.
- Ну... и то так! - вынуждена была признать я, расслабленно вытягиваясь на койке Эдварда. В свою палату я вернулась перед самым обходом. Второй и третий раунды пережив не иначе, как чудом!
Утром, после обхода, меня выпустили из больничного крыла, выдав предписание щадящего режима и освобождение от физических нагрузок. Феррерса продержали еще дня три, выписав только к середине недели, и мне было очень интересно, как он станет держаться, когда ему напрочь запретят все контакты с привычным эмоциональным донором. Но эксперимент не удался - после лазарета я Феррерса уже больше не увидела. Его перевели на домашнее обучение, по официальной версии - для восстановления после полученной травмы.
