Мимо дома по мостовой громыхали телеги, пьяные мужики распевали похабные частушки. Мелькали в темноте искорки папирос, за углом надоедливо долго гоготала женщина... Но вот цокот копыт замер у ворот, и две темные фигуры отделились от извозчичьей пролетки.
В груди у Маши захолонуло. Она прибавила в лампе свет, поправила волосы.
Веселый голос Гривцова, обращенный к кому-то, словно подхлестнул Машу. Она кинулась к двери в надежде увидеть Василия.
- Шутоломная, - заругалась проснувшаяся Парашка, - стол чуть не опрокинула!
- О! Маша? Не спишь? Очень хорошо! - Гривцов появился в дверях хмельной, сияющий. - Победу нашу встречаешь! Очень хорошо! - И лихо крутнул ус.
Маша жадно вглядывалась в темноту коридора, стараясь отыскать там того, второго, с кем разговаривал Тимофей.
- Там нет никого, - заметив ее взгляд, сказал Гривцов.
- А с кем же ты говорил, Тимофей Сидорыч?
- Это Васька Карась провожал меня до калитки. Знаешь, из Падов? Лихой унтер! Мальчишкой, бывало, запрягет в санки собаку свою, под дугу колокольчиков навешает и - по селу! Потеха!
- А где же мой Вася?
- Карась-то мой родич, я его большим человеком сделаю. Я теперь знаешь кто? Адъютант самого генерала Богданчика!
Парашка шумно заворочалась на кровати.
- Ради бога, Тимофей Сидорыч, - умоляла Маша, - где Вася? Ты вить обещал...
- А наш партийный вождь Кочаровский! Он гений, Маша! Ты знаешь, что такое гений?
Парашка притворно закашляла, встала.
- Всеми святыми молю: скажи, что с Васей? - не отставала Маша.
Гривцов насупился:
- Дело опасное, но помочь можно. Пойдем ко мне, поговорим. Тут Параше спать мешаем.
- Скажи, скажи, не томи! - умоляла Маша, идя за ним следом.
Парашка так хлопнула дверью, что Маша вздрогнула и оглянулась. В коридоре стало темно, как в погребе.
- Свет зажги, Тимофей Сидорыч! - попросила Маша, переступая порог его комнаты.
- Тут свеча была, - шаря рукой по столу, ответил Гривцов. - Сгорела, наверно.
- Я у Параши лампу попрошу.
- Не надо, - ухватил он ее за руку, - не связывайся с ней, злая она.
- Страшно, темно у тебя. Говори скорей, уйду я.
Гривцов взял ее за руку, притянул к себе:
- Его спасти только ты можешь...
Маша упала на колени.
- Христа ради прошу, ноги целовать буду! Спаси Васю! Где он?
- В Козлове, в тюрьме... в особой камере.
- Спаси, Тимофей Сидорыч! Век молиться за тебя буду! - И зарыдала, уткнувшись головой в его ноги.
- Что ты, Маша, что ты! - Гривцов поднял ее, обняв за талию. - Да я сам к тебе в ноги упаду, - зашептал ей прямо в лицо. - Еще в Кривуше тебя от всех отличал... Маша... - И защекотал усами ее шею.
