Полетели | страница 25
— Ну-у-у. Просто не говори о Боге. Ясно? Просто не говори.
Он с грустью посмотрел на мать:
— Почему я могу говорить обо всём? Абсолютно обо всём, а о Боге не могу?
Мать взяла сына на руки:
— Потому что Бога нет.
— Какая же ты глупая, мама! — Он снисходительно улыбнулся, обнял её покрепче и прошептал на ушко: — Ведь это он послал меня к тебе.
Платон
Сегодня ему меньше всего хотелось идти на работу. Громкое дело. Слишком громкое дело для слишком молодого судьи. Что поможет принять правильное решение? Где правда и где ложь? Где тот невидимый свидетель, который поможет выйти из джунглей заблуждений и вдохнуть полной грудью тот самый чистый и самый призрачный теперь воздух по имени Справедливость? Мимолётно взглянув на себя в зеркало, он вышел из дома. Закат встречал его…
2
Стены огромного зала раз за разом в вечерние часы становились полем для прогулок солнечных зайчиков от витражного окна, в которое каждый день любопытно заглядывал закат. Трещины колонн, как онемевшие стражники, хранили в себе память о сотнях и тысячах судеб. Крики, мольбы, плач и какая-то радость — казалось, теперь это их основа. Их начало и конец. Они впитали миллиарды слов, миллиарды надежд и разочарований. На дубовом столе одиноко лежала киянка — та самая точка в миллиардах судеб и чьих-то надежд. Дубовые двери со скрежетом отворились, и в зал судебных заседаний безудержно ворвалась человеческая волна, наполняя новыми звуками трещины уставших колонн.
— Встать! Суд идёт! — надменно произнёс скрипучий женский голос. Зал наполнился звуками двигающихся стульев.
Платон осторожно вошёл в помещение и окинул взглядом присутствующих. Снова послышались звуки двигающихся стульев. Люди сели.
— Сегодня слушается дело об организации и распространении секты, — произнёс всё тот же голос.
— Обвиняемый Страдальцев Игорь Станиславович. Дело рассматривает Федеральный судья Пантелеев Платон Николаевич. Государственный обвинитель Идунов Андрей Павлович. От адвоката подсудимый отказался.
Андрей
Пристально рассматривая свои руки, он чётко ощущал на них ещё тёплую и такую липкую кровь. Он отчётливо видел тот беспомощный, полный отчаяния и боли взгляд умирающего малыша. Всё бы отдал, чтобы снова сомкнуть эти руки на шее, почувствовать, как отчаянно пульсирует артерия, пытаясь дать воздуху до боли напуганному сердцу, — она ведь перестаёт бороться последней. Последней, чёрт возьми! Он с наслаждением закрыл глаза, но голос судьи вернул его в реальность.