Возможно, Ричард прав, и проблема во мне, однако здоровые дети ведь тоже рождались. Значит, все не настолько ужасно, насколько рисовал брат.
Нужно только разобраться.
Последующие две недели я провел за поисками ответов. Собирал информацию и анализировал ее. Для этого пришлось спрятать запонку в сейфе загородного особняка, чтобы, возвращаясь вечером домой из города, сесть в кресло, взять ее в руки и прокрутить все события за день уже без фильтра инкубских способностей.
Ужаснуться тому, каких матерей я выбрал своим дочерям и на какую судьбу обрек.
Теперь я жил, чувствуя себя душевнобольным психом с серьезным расстройством личности.
Утром собранный, пропускающий все через призму логики, математики, скупых расчетов инкуб, а вечером – человек, не понимающий, как можно совмещать в себе столько несовместимого.
Каждый раз, беря в руки запонку, я чувствовал себя мазохистом, потому что знал – мне не понравятся новые эмоции, и все же я ловил от них мучительный кайф, будто прозревший слепец, впервые глядящий на солнце, которое вновь выжигает ему глаза.
Виола была права в своих рассуждениях о женщинах, с которыми я спал. Их вела жажда денег, и все же я не рассчитывал, что почти все они бросят дочерей на попечение других людей. Неважно, здоровых или болеющих.
Двоих слепоглухих девочек я нашел в реабилитационных приютах. Матери переводили мои деньги на счета клиник, а сами в это время прохлаждались на курортах, причем с другими мужчинами.
Конечно, были и те, кто воспитывали девочек сами, но эти женщины даже видеть меня не захотели. Когда я позвонил и попытался проявить желание увидеть дочерей, получил отказ. У бывших куртизанок теперь были семьи, мужья, иногда вторые дети. И они не хотели, чтобы их домочадцы хоть что-то знали об их постыдном прошлом и желании лечь под инкуба.
Именно так. Постыдном желании.
Я был поражен этому слову, когда вечером еще раз прокрутил разговор с одной из таких исправившихся эскортниц. Ради интереса даже запросил информацию по счетам, ни одна из этих женщин не брала моих денег, они так и продолжали лежать на счетах.
В один из вечеров я совершил не очень обдуманный и импульсивный поступок: написал письма остальным инкубам с просьбой каждому навести справки о своих дочерях, узнать об их судьбах.
После долго ждал хоть какого-то ответа, хоть от одного из них, но узрел только игнорирование.
Мне перезвонил лишь Марк, и то через три дня. Тот самый, что работал над воздухоочистительными заводами. По видеосвязи он не выглядел растерянным или расстроенным, скорее, лишь немного заинтересованным:
