— Боже мой, какой милый, — говорит Эмма и садится на корточки. — И такой маленький. Сколько ему?
— На следующей неделе будет шесть месяцев, — отвечает Томас.
Он с такой гордостью смотрит на Ники, с такой нежностью. Подобного выражения лица я у него никогда не видела. Оно смягчает черты и немного тушит его по обыкновению горящий взгляд. Томас выглядит таким молодым и счастливым. Он с нежностью проводит кончиками пальцев по голове Ники.
А вот Хэдли… Возможно, дело в игре ярких солнечных лучей, но, клянусь, когда она смотрит на Ники, я замечаю на ее лице… опаску. Уголки ее мягких розовых губ опускаются, а под глазами появляются мешки. Ее реакция мне непонятна. Хэдли резко отводит взгляд, будто больше не может смотреть на сына или мужа.
Отбросив глупую мысль в сторону, я поворачиваюсь к Эмме. Та играет с Ники — пытается сделать так, чтобы он схватил ее за палец, но малыш не хочет. Сев рядом с ней, я улыбаюсь ему, и он тут же смотрит на меня.
Его голубые глаза совсем как у его папы. Я машу ему пальцем.
— Привет, Ники. Я Лейла, — мальчик ерзает и пускает слюну. — Мне нравится твой жилет. Он фиолетовый, — я улыбаюсь, и в ответ он расплывается в беззубой улыбке. — А ты знаешь, что фиолетовый цвет — мой любимый? Я его обожаю. Смотри! — я показываю на свою шубу, и он послушно смотрит, по-прежнему пожевывая кулачок. — Я тоже надела фиолетовый, хоть и другого оттенка. Но знаешь, фиолетовый в любом случае самый красивый.
Ники хихикает, будто понимает. Усмехнувшись, я снова машу пальцем, на этот раз близко от его носика пуговкой. Малыш тут же хватает меня за палец своей мокрой ладошкой и сияет от восторга.
Я делаю губами «О», и он повторяет за мной, и ниточка слюны спускается ему на подбородок.
— Ты меня поймал!
— Почему он меня не схватил за палец? — шепотом спрашивает Эмма.
— Потому что я гораздо круче тебя.
Мы обе встаем, но я не спешу поднять взгляд и задерживаюсь им на ботинках Томаса. Такие же — черные с серой подошвой — были на нем и в тот вечер. Носками они повернуты сейчас в сторону бордовых сапог Хэдли на низком каблуке, а ее смотрят на дверь. Я вспоминаю носки нашей с Томасом обуви, показывающих друг на друга.
А в том, что их стопы указывают в разные стороны, я вижу нечто неправильное. Это вызывает у меня плохое предчувствие.
Кожу головы, шею и позвоночник горячо покалывает. Я знаю, Томас смотрит на меня сейчас своими великолепными глазами. Внутренне сжавшись, я поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. На миллисекунду между нами устанавливается связь, и я тут же все понимаю. Понимаю, что скрывается в глубине его глаз. Понимаю резкость его черт, мне становится ясен каждый момент поджатых губ и пульсирующих вен.
