Умом я понимала, что я — его рабыня, собственность. Но в то же время он не был ни жесток, ни груб. Пожалуй, только работа в доме и ошейник дают понять, что я не гостья.
Да, возможно, слишком быстро я забыла о том, что царская дочка, и покорно ношу ошейник. Но разве разумно становиться в позу и хвалиться своей кровью, когда собственные отец и мать отвели меня на скалу к морскому чудовищу?
Я не такая горделивая белоручка, как мои тетушки и двоюродные сестры. Кое-что все же знаю и могу. И противника стоит узнать получше, прежде чем предпринимать какие-то действия.
Почему-то, правда, сердце екнуло, когда я подумала об Эриасе как о противнике. Он меня спас. Единственный, чужой, красивый, странный. Никто из жителей Эфоса даже не подумал бы об этом.
Эриас взял меня за плечи и повернул к себе. Посмотрел прямо в глаза; сиреневый огонь взгляда обжег, не давая дышать сладким воздухом, наполненным ароматом пурпурных цветов.
Я замерла, не зная, что делать.
Он огладил большим пальцем мою скулу, скользнул к подбородку, коснулся контура нижней губы.
Я словно разучилась дышать. Только молча стояла, смотрела в сиреневые глаза, в которых плясали аметистовые искры, и понимала, что пропала. Что никогда и ни за что не смогу отказать этому мужчине. Могла бы — горько засмеялась, но я не в состоянии даже пошевелиться. Это неправильно, и в то же время сердце в груди сладко сжимается от невиданного доселе чувства.
— Вы — мой господин. Я в вашей власти.
Холодная и отчужденная формула, ответ-щит, который хоть на мгновение поможет спрятать от этого внимательного взгляда, от ласковых прикосновений пальцев и от собственных чувств.
Он обхватил ладонью мою щеку, не давая отвернуться. Глаза в глаза. Я замерла, словно смертный под волшебной сонной песней в храме змей. Когда ты можешь только слышать неземной голос и медленно теряешь волю и интерес ко всему окружающему.
Мне удалось услышать ее всего один раз в жизни. И только потому, что отец тогда взял меня в храм, показать таинство. Простых людей туда не пускают. Только представителей царской семьи.
— Значит, так ты считаешь? — неожиданно холодно спросил Эриас.
От этого тона стало не по себе. В сиреневых глазах почему-то появился гнев.
Я растерялась. Что? Что я не так сделала? Ведь сказала же как есть.
Он вдруг склонился ко мне, практически касаясь своими губами моих:
— Неужто ты меня видишь таким зверем, Ромеда? Или считаешь, что я буду брать тебя, словно вещь?
