— Я принесу вино, — сказала мадам Руссе.
— Я узнала о вашем муже, — проговорила Колетт. — Это просто страшно... Я купила все газеты... Вы пережили ужасные минуты.
— Не знаю, как мне удалось спастись... Если бы Пьер не был болен, может быть...
— Возьмите соленое печенье, — сказала мадам Руссе.
Клер скоро поняла, что подруга пришла не из простой вежливости, а хочет сказать ей нечто важное. Но ей явно не хотелось говорить при матери, и пришлось проявить терпение. У Колетт, однако, был очень смущенный вид.
— На чем вы приехали?
— На автобусе.
— Я провожу вас, мне это не повредит.
— Как, ты опять уходишь? — простонала мать.
— И я с тобой! — крикнул Стефан; у него был чуткий слух, и он все слышал из своей комнаты.
Клер одела его потеплей, чтобы он не замерз на улице. На лестнице она придержала Колетт за плечо.
— Вы хотите что-то сказать мне?
— Да, но сначала сядем в машину...
Машина Клер оказалась тесно зажатой между двумя другими.
— Не знаю, смогу ли я выехать.
— Неважно, поеду на автобусе. Но все-таки сядем в машину. Устроившись на заднем сиденье, Стефан спрашивал, почему же они не едут на прогулку.
— Один коллега по профсоюзу сказал мне об этом, — объясняла Вивиан. — Мы всегда так поступаем... Когда речь идет о ком-нибудь из наших, его всегда предупреждают.
Она понизила голос:
— Со вчерашнего утра ваш телефон прослушивается... То есть телефон вашей матери.
В этот день, 22 декабря, Женис проснулся с тяжелой головой. Накануне он выпил немало виски, размышляя о деле Давьер — Руссе. Он смутно чувствовал, что есть какая-то возможность получить назад деньги за эту сгоревшую машину, но лег спать, так и не найдя решения.
Итак, несмотря на тяжесть в голове, Женис поднялся в семь часов, взглянув в окно, обнаружил, что туман превратился наконец в изморозь. Прежде чем отправиться на работу, он заехал в главный филиал кредитного общества, где всех знал. Ему случалось обращаться сюда за дополнительными сведениями о должниках.
Жениса принял Жюйе, одноногий инвалид, который по сю пору пользовался деревянной ногой, поскольку так и не смог привыкнуть к протезу. Ему уже было шестьдесят лет, однако не создавалось впечатления, будто он с нетерпением ждет пенсии.
— Вы стали делать подарки?
Жюйе поднял одну бровь — брови у него были очень густые — и ждал продолжения, подрезая ногти.
— Я имею в виду дело Пьера Давьера, кустаря из поселка Гийоз в департаменте Эн.
Жюйе прекратил орудовать ножницами и закрыл их резким движением.
