Знак Вопроса 1998 № 03 | страница 44



Напомню, что вышеприведенное высказывание относится к мирному времени. В рамках же военного времени, в особенности при усмирении в 20-х годах в Имеретии, он действовал иначе. Вот некоторый экстракт из написанного им «Приложения к запискам Ермолова 1816–1827»:

«Взятых с оружием в руках — расстрел на месте.

Суду подлежат лишь те, на коих падает подозрение, но доказательств нет. Судить по окончании мятежа. До этого — заточение».

«Смерть также тем, кого послали мятежники для возмущения жителей!»

«Селения, коих жители подняли оружие, истреблять до основания. ПРОЩАТЬ ТЕХ, КТО БУДЕТ ПРОСИТЬ ПОМИЛОВАНИЯ И, ВОЗВРАТЯСЬ, ОТДАДУТ ОРУЖИЕ…» (Выделено шрифтом мною. — Ю. Р.)

«Дома главных мятежников непременно разорять, не трогая селений, если это прощено…»

И вот каким образом император оценил действия Ермолова по уничтожению беспокойства в Грузии, Мингрелии и Имеретии:


«Алексей Петрович! Принятые вами меры по усмирению народов буйных уничтожили возмущения, уничтожили беспокойства, возникшие в Грузии, Мингрелии и Имеретии. Дагестан покорен России твердостию и благоразумием во всех случаях распоряжениями вашими. Я считаю справедливым долгом изъявить вам полную мою признательность за успешные действия ваши, будучи при том уверен, что вы усугубите старания к водворению тишины и благоустройства в областях, управлению вашему вверенных.

Пребываю навсегда вам доброжелательный

Александр.

В Варшаве

Августа 1820 г.»


В другой работе (Александр Ермолов. «Алексей Пегрович Ермолов 1777–1861». Биографический очерк) приведены высказывания Алексея Петровича, относящиеся ко времени войны на Кавказе: «Снисхождение в глазах азиатцев знак слабости, и я прямо из человеколюбия бываю строг неумолимо. Одна казнь сохранит сотни русских от гибели и тысячи мусульман от измены!»

По распоряжению Николая Ермолов был введен в состав Государственного совета и переехал в Петербург. Служба в Государственном совете тяготила его бесконечными словопрениями, и Алексей Петрович стал под разными предлогами уклоняться от заседаний, а в 1839 году подал прошение об увольнении «до излечения от болезни», что вызвало недовольство императора, однако увольнение было дано, и Ермолов вернулся в Москву.

Надо сказать, что после смерти отца Алексей Петрович Ермолов продал имение в Лукьянчикове и приобрел подмосковное имение Осоргино, зимой проживал в собственном деревянном доме в Гагаринском переулке, недалеко от Пречистенского бульвара, где и скончался 11 апреля 1861 года. По завещанию его тело было захоронено в Орле рядом с могилой отца, по его просьбе «как можно проще!».