Быть может, не зря в ряде воспоминаний деятелей разных веков и даже эпох просматривается лейтмотив «стимуляции умственной деятельности в тюрьме или ссылке»?!
Что ж касается освобождения из ссылки и последующей службы в армии, то Алексей Петрович в «Записках…» писал:
«Скончался император Павел, и на другой день восшествия на престол Александр I освободил Каховского и меня в числе прочих соучастников вымышленного преступления. Ему известны были понесенные нами наказания. В числе не одной тысячи ищущих службы, которым ненавистное наименование исключенных из службы заменено названием уволенных, явился и я в Петербург.
Тогда военною коллегиею управлял генерал Ламб, бывший в царствование Екатерины генерал-майором и костромским губернатором. По выезде его из Костромы остались там две дочери, в семействах которых я был благосклонно принят. Приезжая для свиданий с отцом, они тронули его описанием участи молодого изгнанника, и достойный старик желал случая оказать мне благотворение. Недолго являлся я просителем незамечаемым, наконец позвали меня в кабинет и, показав изготовленную докладную записку, он сказал: «Я не спешу изыскивать благоприятную минуту, желая, чтобы ты был принят с вознаграждением чином, которого ты лишился». Вскоре лично изъявил мне сожаление, что не успел в желании своем и что я принят в артиллерию в прежнем чине подполковника. Недолго я был праздным и мне дана была конногвардейская рота: назначение для молодого человека очень лестное, ибо в России тогда был один конный баталион, состоявший из пяти рот».
В другом источнике (Записки А. П. Ермолова 1798–1826. — М., Высшая школа, 1991) Ермолов полнее раскрывает себя, происшедшее и свои сокровенные желания:
«Всемогущий во благости своей, царям мира, равно как и нам, положил предел жизни, и мне суждено воспользоваться свободою. Радость заставила во мне молчать все другие чувства; одна была мысль: посвятить жизнь на службу государю, и усердию моему едва ли могло быть равное (выделено мною. — Ю. Р.). Я приезжаю в Петербург, около двух месяцев скитаюсь в Военной коллегии, наскучив всему миру секретарей и писцов. Наконец доклад обо мне вносится государю и я принят на службу. Мне отказали чин (Ермолову следовал чин полковника, но вследствие «немилости» со стороны командующего артиллерией графа Аракчеева в этом было отказано за дерзкое поведение. — Ю. Р.), хотя принадлежащий мне по справедливости; отказано старшинство в чине, конечно не с большею основательностию… С трудом я получил роту конной кавалерии, которую колебались мне поверить как неизвестному офицеру между людьми новой категории. Я имел за прежнюю службу Георгиевский и Владимирский ордена, употреблен был я в войне в Польше и против Персиян, находился в конце 1795 года при австрийской армии в приморских Альпах. Но сие ни к чему мне не послужило; ибо неизвестен я был в экзерциргаузах (помещение для строевых упражнений. —
