Вышеприведенное письмо А. П. Ермолова относится к разгару творческой деятельности Павла I.
А именно в это время в России забродили дрожжи Французской революции и появилась масса политических молодежных дворянских кружков, густо наперченных свободомыслием.
Единоутробный брат Алексея Петровича Ермолова, как на грех, руководил одним из таких кружков. И во время производившегося у Александра Каховского обыска обнаружено было процитированное выше письмо… Естественно, истолковано оно было соответствующим образом. А за свободомыслие на Руси, как известно, наказывают всегда. Алексей Петрович (бывший тогда в чине подполковника!) был арестован и посажен в одиночное заключение в Алсксеевский равелин Петропавловской крепости, где провел около трех месяцев.
А затем без долгих слов и проволочек был сослан на вечное поселение в костромские леса! Таков был «царский суд»…
Вот как эта процедура описана Ермоловым в «Записках»: «Нескоро однако же после того прислан фельдъегерь принять арестанта из 9 нумера и отправиться в означенный путь. Мне было приказано одеваться теплее в дорогу. Из убийственной тюрьмы я с радостью готов был в Сибирь. В равелине ничего не происходит подобного описываемым ужасам инквизиции, но конечно многое заимствовано из сего благодетельного и человеколюбивого установления. Спокойствие ограждается могильною тишиною, совершенным безмолвием двух недремлющих сторожей, почти неразлучных. Охранение здоровья заключается в постоянной заботливости не обременять желудка ни лакомством пищи, ни излишним ее количеством. Жилища освещаются неугасимою сальною свечою, опущенной в жестяную с водою трубкою. Различный бой барабана при утренней и вечерней заре служит исчислением времени; но когда бывает он не довольно внятным, поверка производится в коридоре, который освещен дневным светом и солнцем, незнакомым в преисподней.
В дороге фельдъегерь сообщил мне, что должен сдать меня костромскому губернатору, но что весьма нередко поручается им отправить несчастных далее и даже в Сибирь.
По прибытии в Кострому мне объявлено назначение вечного пребывания в губернии по известному собственно государю императору преступлению. По счастию моему при губернаторе находился сын его, с которым в молодости моей учились мы вместе. По убеждению его он донес генерал-прокурору, что находит нужным оставить меня под собственным надзором для строжайшего наблюдения за моим поведением, и мне назначено жить в Костроме».
