Последнее замечание комбрига вызвало большой интерес. Симоняку пришлось подробно рассказать о строительстве дзотов для тяжелых орудий. Во время стрельбы их выкатывали по рельсам из укрытий, а затем возвращали обратно и прикрывали специальными заслонками.
- Мы вовсе отказались от открытых огневых позиций. Даже зенитные орудия укрыли.
- Умно, - сказал Жданов и, обращаясь к Хозину, добавил: - Этот опыт заслуживает не только одобрения. Его надо использовать во всех наших частях.
Заседание в Смольном затянулось. Членов Военного совета интересовали подробности жизни на Ханко, боевые дела, настроение людей. Расспрашивали Симоняка и Романова обо всем новом, что внесла война в работу политотдела и партийных организаций бригады, как укреплялись связи коммунистов с бойцами.
- Вы сделали большое дело. По существу, привезли на Ленинградский фронт новую армию, опытную, закаленную, проверенную в огне. Военный совет возбуждает ходатайство о награждении отличившихся ханковцев, - сказал в заключение Жданов.
Из Смольного выходили вечером. Пронзительный ветер гонял по садику колючий снег. Где-то неподалеку громыхали орудия, - стреляли вмерзшие в невский лед корабли.
Симоняк шагал, не чувствуя ветра и холода. Он всё еще находился под впечатлением разговора в кабинете командующего. Там он впервые по-настоящему понял, как нужна в осажденном Ленинграде их бригада, он видел, как обрадовало ее прибытие руководителей обороны города.
...Из Кронштадта ханковцы совершили марш по льду в Лисий Нос, затем по железной дороге прибыли в Ленинград. Было решено собрать полки в районе Ново-Саратовской колонии, в поселках Овцино и Корчмино. Тут к середине декабря и расположилась бригада, готовясь к выходу на передний край.
Под штаб заняли каменное здание двухэтажной школы. Занятия в ней осенью не возобновлялись. Детей почти не было. Мало жителей осталось в Ново-Саратовской колонии. Гангутцы быстро приспособили под жилье пустые промерзшие дома, построили добротные землянки. Селение ожило, на его улочках зазвучали громкий смех и звонкие солдатские песни.
Ввод в бой откладывался, но тяготы блокады бригада стала ощущать сразу. Резкий переход от хотя и несколько сокращенного, но всё же сытного ханковского питания на голодную ленинградскую норму сказывался на людях. Симоняка это сильно беспокоило, он зачастил в солдатские столовые и кухни, требовал, чтобы каждый грамм крупы, жиров, хлеба попадал бойцу. Комбриг привлек к проверке работы пищеблоков начальника медсанбата Макарова и врача Суровикина, поручил им осмотреть всех солдат бригады. Врачи доложили Симоняку о недостатках, обнаруженных на кухнях. Он свирепо распекал каждого, кто залезал в солдатский котелок, кто плохо заботился о питании бойцов. Для ослабевших в Ново-Саратовской колонии открыли дом отдыха.
