Симоняк перелистывал стопку листовок, которые ему принес Романов.
- Сменили пластинку! Сейчас уж не ругают наших бойцов. Видите - и доблестные, и храбрые... Все блага нам сулят, только... сдавайтесь. Надо объяснить народу, в чем тут дело, чтобы кто-нибудь не клюнул на их удочку, вроде того сукиного сына с Кронэ.
В память обоих остро врезалось событие, которое произошло на этом островке, где находился наш стрелковый взвод. Однажды пулеметчик Завозов завел разговор с одним солдатом-комсомольцем.
- Слышал, что финны по радио передают? Ленинграду скоро крышка. К Москве немцы подходят.
- Мало ли что брешут! - отмахнулся комсомолец.
- Не скажи... Плохи наши дела.
- Брось ты ересь пороть!
Помолчали. Затянулись цигарками. Неожиданно пулеметчик, понизив голос, сказал:
- Слушай, друг... Мне не сладко, а тебе ведь и того хуже. Думаешь, тебе, поповскому сынку, верят? Как бы не так. В комсомол приняли, а ты и слюни распустил.
- Ты куда это клонишь? - настороженно спросил комсомолец.
- Жаль мне хорошего парня. Пропадешь тут... Давай лучше туда махнем.
Комсомольцу хотелось схватить мерзавца за горло. Но тот был явно сильней, а оружия боец при себе не имел. И, не глядя на провокатора, он сказал неопределенно:
- Подумать надо...
Завозов продолжал нажимать:
- Думаешь, я один? Целая компания подобралась.
- Ладно, не торопи. Сам небось тоже не сразу решил.
- Ну, не тяни долго.
Завозову казалось - уговорил поповского сынка.
Они разошлись. Комсомолец бросился к заместителю политрука....
Военный трибунал приговорил кулацкого выкормыша Завозова к расстрелу. Судили его одного: он клеветал на своих сослуживцев, никто с ним в сговоре не был, никто больше и не думал бежать.
Напомнив об этой истории, Симоняк сказал Романову:
- Ближе нам нужно быть к людям. Они ведь разбросаны, живут по огневым точкам, как хуторяне. И всё время слушают фашистские враки.
...Каждый новый день всё более осложнял положение военно-морской базы. Немцы захватили Таллин, высадили десанты на Эзеле и Даго, прорвались на ближние подступы к Ленинграду. Трудно стало сообщаться с Кронштадтом, всё меньше поступало на Ханко снарядов, мин, патронов.
Нужно ли обо всем этом говорить людям? Симоняк считал, что нужно. Правдивое слово не разоружит людей, напротив, поднимет их боевой дух, родит новых героев.
- Так и будем действовать, - сказал, поднимаясь, Романов.
- И вот еще что. Против каждого их радиорупора наш установи. Пусть финские солдаты знают, в какую их пропасть тащат.
