История, рассказанная шейхом Джаханабади
Так получилось милостью Аллаха, что я был первым, кто увидел ее. Был месяц азар, и была ночь. Я засиделся, просматривая «Книгу исцелений» Абу Синны, и не сразу услышал стук в дверь. Кормилица Хадиджа, которая после смерти моей дражайшей Басиме заменила хозяйку, проснулась и пошла открывать.
Предоставив Хадидже разбираться с нежданными гостями, я перевернул страницу, пробегая пальцем строчку справа налево. Это была моя любимая книга, я часто перечитывал ее, хотя и знал едва не наизусть.
Ворчанье Хадиджи становилось громче, и вскоре она уже кричала, призывая на чьи-то головы проклятья всех джиннов.
— Что там, Хадиджа-джан? — спросил я, но кормилица захлопнула двери и задвинула для верности засов.
— Попрошайки с улицы, — возмущено заявила она, застыв на пороге в белой неподпоясанной галабее и со светильником в руке.
— Дай им все, что найдешь на кухне, и пусть уходят с миром, — сказал я, возвращаясь к мудрости Абу Синны.
— Сама разберусь, кому и что давать из этого дома, — буркнула Хадиджа, глядя на меня с неодобрением. — Почему вы не спите? В вашем возрасте…
— Хафиз Камлалл! — раздался вдруг женский голос с улицы. — Открой!
Моя кормилица оказалась у окна быстрее, чем я успел моргнуть.
— Пошла вон, бесстыдница! — крикнула она и в сердцах плюнула за подоконник.
— Кто это? — спросил я.
— Попрошайки, — с мрачным упрямством ответила Хадиджа. — Они не стоят вашего внимания.
— Хафиз! Ради Аллаха! — снова позвали с улицы.
— Кто там? Кому не спится в столь поздний час?
Почему-то в сердце моем этот горький голос поселил тревогу. Я отложил книгу, поднялся с ковра и пошел открывать сам, хотя Хадиджа пыталась помешать.
Передо мной стояла женщина, закутанная в покрывало. Под локоть ее поддерживала девочка, яркий наряд которой сразу указал мне, к какому сословию принадлежат мои полночные гости.
— Не прогоняйте, хафиз! — торопливо сказала женщина, открывая лицо. Ее я тоже узнал сразу. Не было в Лакшманпуре человека, который не узнал бы ее. Это была Мохана — хозяйка Дома Счастья. Самого богатого и изысканного притона куртизанок, развратных музыкантш и певиц, танцовщиц, и чтецов, осмеливающихся назвать себя поэтами.
— Постыдилась бы появляться у этого порога, — сказал я, не торопясь, однако, закрыть двери. Что-то — вероятно, воля Аллаха — удержало меня. А впрочем, я никогда не отличался торопливостью.
— Простите, хафиз! — Мохана низко поклонилась, и это было не похоже на нее. Обычно она вела себя высокомерно, ибо пользовалась покровительством самого наваба.
