— А то не тваво умишки дело! — огрызнулась бессовестная старуха. — Тут хворост не тот. Мне именно вот этот сорт хворосту нужен! Ух, умаял бедную… экий лось двуногий да твердолобый попался!
— Эй! Эй! — окликнул я вредную старуху, видя, что эта злыдня пытается закрыть передо мною дверь своей избушки. — Эй, бабка! Да ты сдурела ли, старая? Я те хворост донёс? Донёс! Я тебя, заразу, на своём горбу привёз? Привёз! А ты чего, старая грымза, кинуть меня тут в лесу на ночь тёмную удумала? Это ж урочище Дикого Крика, тут прохожему и сгинуть недолго.
— Ну, так. А ты чего ждал-то? — насмешливо уставилась на меня бабка. И зубы гнилые скалит! — Урок тебе: не бахвалься силою молодецкою!
— Ты меня сперва накорми, напои, в баньке, как водится, попарь, а потом уж… поучай! — потребовал я.
— Вот, все вы, мужики, одинаковые! Кабели похотливые! Где ж то видано, что бы честная девица на ночь глядя мужика незнакомого в дом пускала, да мало что поила-кормила, как ещё и омывала?! Глаза твои бесстыжие!
Я аж онемел от возмущения! Эта старая образина на что намекает?! Что бы я?! На её «прелести» позарился?!
Тем временем эта вредина изящным движением руки снимает с головы… капну седых волос! Отточенным, выверенным движением стряхивает с лица… уродливый носище, бородавку и старческие морщины! И! И предстаёт предо обалдевшим мною писаная красавица! Личико пригожее — как с картинки, стан тонкий, фигурка спортивная, подтянутая, грудь высокая, шикарные волосы блестящей волной по плечам ниспадают.
— Челюсть подбери, дурень! — холодно заявляет мне красавица. — И слюной мне тут двор не закапай!
Я захлопнул челюсть. И губы показательно утёр рукавом.
— Благодарствую, — она сделала изящный реверанс с лёгким поклоном, — за помощь, добрый молодец! Желаю покойной ночи! — и закрыла дверь.
С минуту я пытаюсь сообразить, что тут было.
А что тут понимать-то? Ведьма надо мною потешилась! Но как-то в моей голове это не укладывается. Как-то не согласуется произошедшее со сложившейся в моей голове картиной мира.
— Ведьма! — обвинительно крикнул я со всей досады.
Дверь избушки тут же растворилась, и красавица крикнула мне с порога:
— Я-то ведьма здешняя, и я тута в своём праве! А ты здеся бродяга мимохожий! — и громко захлопнула дверь.
Поговорили, значит.
В оконце избушки затеплился уютный огонёк. А я вздохнул, почесал затылок и, оглядев панораму ночного леса, припомнил, почему здешнее урочище называется урочищем Дикого Крика.
