— Мой папа умер, — говорю я, ещё один факт о котором говорю я, но на этот мне больно.
— Я сожалею, — тихо сказала Софи. И я слышу больше, чем жалость, к которой я привыкла; там есть настоящее сочувствие. Я знаю, не спрашивая, были ли времена в её жизни, когда она хотела, чтобы её отец был рядом. На самом деле он не может быть мёртв, но он ушёл.
— Поэтому нам нужно выяснить, где находится знак 146, — говорю я, меняя тему, когда мы приближаемся к улице, которая идёт по центру Колдуотера и соединяется с шоссе. По-видимому, мне не нужно сегодня вдаваться в подробности, что я убила своего отца, и я не могу отрицать, что я рада этому.
Конечно, мы выбираем неправильное направление и проезжаем несколько миль на восток, прежде чем мы убеждаемся, что нам следовало ехать на запад. Но есть что-то в том, что мы работаем вместе, и делает ситуацию смешной, а не стрессовой, и мы обе смеёмся, когда я тянусь к обочине дороги и разворачиваюсь.
— Ладно, — говорю я несколько минут спустя, когда мы проезжаем по центральной улице во второй раз. — Мы развернулись около знака 137, так что это будет около девяти миль, верно?
Следующие десять минут проходят в тишине. Несмотря на то, что кажется, что это будет отличное время для общения, никто из нас не чувствует такой необходимости. Возможно, мы обе мысленно готовимся к тому, чему предстоит случиться. Это не неловкая тишина. Она чувствует себя естественно, и, когда мы приближаемся, я благодарна за отсутствие бессмысленной болтовни, которая только бы оставила оскомину на зубах.
— Вон 145, — говорит Софи, когда появляется маленький зелёный знак.
— Ладно, это должно быть где-то здесь. Если мы доберемся до 146, мы заедем слишком далеко.
Я заглядываю в зеркало заднего вида и вижу, что сзади никого нет, поэтому я замедляюсь. Немного. Через несколько секунд я узнаю деревья, посаженные слишком прямой линией, чтобы казаться естественной, такая себе осиновая защитная лесополоса. — Вот и всё, — говорю я, указывая.
— Я ничего не вижу, — шепчет Софи.
— Подожди.
Автомобиль въехал на подъездную дорожку, покрытую гравием, в нескольких футах от поворота шоссе, деревья открыли вид на дом из моего видения. С дневным светом, сияющим от каменного фасада он выглядит ещё красивее, чем я помню. На фронтонах резка ручной работы по всей длине, а на высоких, закругленных парадных дверях — блестящий серебряный молоточек среди сверкающих резных стёкол. Снег лежит белым одеялом перед домом, но я вижу крошечные зелёные лепестки тюльпанов на клумбах, которые только начинают пробиваться.
