Не зря птицы слетаются поближе к вырубке, на которой привольно, раскидав как попало свои вещи, расположился бородатый охотник. Будет воронам славная пожива. Захар Щапов свежует только что добытую пятнистую оленуху, свежует без скаредности — шкуру и окорока себе, остальное клевать таежным вещунам. Пар идет от подвешенной на сук, наполовину уже обнаженной, влажно сверкающей туши.
Несколько дней свободы сильно изменили Щапова. Если бы не стриженная под машинку голова (шапку и полушубок он сбросил наземь), трудно было бы догадаться, что это преступник. Вид сытый, повадка уверенная, не боязливая.
Да и настроение у Захара Щапова хорошее. Пением веселит себя охотник.
Неожиданно, безо всякой, казалось бы, причины, оборвалось беспечное пение. Ссутулился охотник, посмотрел по-волчьи исподлобья и вдруг резко повернулся в сторону учуянной опасности.
Там — другой человек.
В общем, человек как человек. Лицо открытое, цветом бледноватое, городское; правда, из-под полушубка виднеется стоячий, с красным кантом ворот офицерского кителя, но это ничего, зато ружье у незнакомца в чехле за спиной. Ясное дело, приезжий какой-то, олух неотесанный, заблудился, будет дорогу спрашивать.
Но ничего такого не спросил приезжий, а сделал вдруг нечто несообразное: рыскнул к висевшему на кусте старинному, с граненым стволом ружью и, завладев им и мгновенно проверив, заряжено ли оно (оно оказалось заряженным), попросил завораживающе любезным тоном:
— Ножик, пожалуйста, бросьте.
Измазанная кровью рука Щапова по-боевому сжала финку, но под ружейным прицелом он сразу же одумался. Небрежно поигрывая финкой, спросил:
— А коли не брошу, что будет?
— А это смотря по тому, чем у вас патрон начинен — пулей или дробью.
— Хватило бы и дроби, — вздохнул Щапов, настороженно поглядывая на черное дульное отверстие. — Однако пуля там, круглая. Неужто так и пальнешь в меня, в живого? Это ж какую нечеловеческую злобу надо иметь!
— А я — в ногу.
— В ногу тоже больно, — качнул головой Щапов и нехотя выронил финку; сверкнув, она аккуратно воткнулась в снег. — И откуда ты на мою голову навязался? Чего я тебе такого сделал? Стоял себе… Никого, кажись, не трогал…
— Заповедник здесь, а вы оленуху убили, причем, кажется, стельную. Придется ответ держать, по закону.
— Еще и заповедник какой-то… Впервой слышу… — И вдруг закричал, мгновенно налившись гневом: — А ты кто такой?! Ты какое имеешь право нападать на мирного человека?!
— Я директор заповедника. Предъявите документы.
